Вертлявый присел на корточки, судорожно разбрасывая землю руками, как собака, закапывающая свой кал. Его собеседник усмехнулся:
— Совершенно правильно. Это значит «корень». Речь идет об операции «корень», так что Тимоша Коренных появился неслучайно.
— Его же расстреляли.
— Так точно. Как и Колбасилова. Но корень-то не расстрелять, не вырвать. Его можно только извлечь. А извлекли его мы.
— Какой такой корень?
— Корень квадратный из дурной бесконечности или, выражаясь фигурально, из тьмы, уважаемый князь мира сего.
— И вы его извлекли?
— Так точно. Он равняется нашему имени, а имя нам легион.
— Как легион? Кто вы все-таки: Дориан Колбасилов или Тимоша Коренных?
— Повторяю вам: оба расстреляны. Тимоша Коренных расстрелял Дориана Колбасилова, Дориан Колбасилов расстрелял Тимошу Коренных, но от этого ничего не изменилось. У нас нет незаменимых Легион все равно легион.
— Как бы вы себя не называли, я настаиваю на том, что срок нашего договора сегодня истекает.
— Смешно говорить об этом, ваше затмительство. Вы полагаете, что я продал вам душу?
— Так точно.
— Так точно. Но ведь нельзя продать то, чего нет, согласитесь. Меня еще в школе учили, что никакой души нет. Потому я и пошел с такой легкостью на эту сделку.
— Так вы признаете, что вступили с нами в сделку?
— Признаю, но от этого ничего не меняется, на нет и суда нет, отсюда некоторые особенности нашего судопроизводства. Вспомните дело генетиков, вспомните дело врачей-вредителей.
— В данный момент меня интересует ваша душа и ничего больше.
— Какая душа у легиона, помилуйте!
— Тогда позвольте мне предъявить вам вашу расписку. Она написана вашей кровью, в конце концов.
— Дайте взглянуть. Пустяки, как я и думал. Самый заурядный криминалист подтвердит вам, что это не кровь, а красные чернила.
— Опять увертки!
— Какие там увертки! Вас должен устраивать результат. Продать вам душу может только тот, у кого нет души, потому-то имя нам легион. Все еще не поняли? Тогда позвольте мне показать вам вашу расписку.
Статный вынул из кармана бумажку. Вертлявый взглянул на нее и закачался, с трудом удерживая равновесие. Статный по-генеральски выпрямился:
— Я завербовал вас, а не вы меня. Я выполняю наше соглашение и кажусь вам тем, кем хочу казаться. Это вы не выполняете своих обязательств. Кое-кому еще кажется, что кое-что существует. Вот ошибка. Не существует ничего, кроме легиона, а легион — корень квадратный из ничего. Потрудитесь исправить вашу оплошность. Я больше не могу с вами беседовать. Время моей вечерней прогулки истекло.
Вертлявый исчез. Его статный собеседник отпер ключом калитку в глухом заборе, вошел в сад и аккуратно запер калитку снова. Не теряя военной выправки, он направился к будке, выкрашенной в зеленый цвет. Там он вынул из кармана бумажку, которую только что показывал Вертлявому. Это была обыкновенная туалетная бумага без всяких письмен. Убедившись в этом, статный скомкал ее и использовал по назначению.
Великий Маф
Очень рада, что ко мне пришли именно вы, мой старый знакомый, Должна вас предупредить: это мое последнее интервью. Но многим причинам. Отчасти даже трагическим, если хотите. Не буду сгущать краски, но, может быть, в ближайшие дни вы прочитаете или даже напишете мой некролог. Я предпочла бы, чтобы мое последнее интервью появилось после моего некролога, но вы можете публиковать его, когда сочтете нужным. Не будем терять времени. Садитесь поудобнее. Вот ваше любимое кресло. Так или иначе я собираюсь наговорить много лишнего.