Будущий год

Вы не поверите, но первый приступ морской болезни я перенес тогда на сцене. Сцена ходила у меня под ногами ходуном, буквально, как сейчас. Вы не задумывались над тем, в чем главная проблема, когда играешь Пера Гюнта? Пер Гюнт сначала молодой, а потом старый. Так вот, есть опасность сыграть старого Пера, когда он молодой, и молодого, когда он старый. По-моему, тогда с первых реплик я играл старого Пера, а теперь играю молодого. В сущности, одна и та же ошибка. Но не в этом ли драма моей жизни? И тогда, и теперь сцена ходила у меня под ногами ходуном, и тогда, и теперь меня одолевала морская болезнь. Извините. Благодарю вас, уже прошло. Да, так вот, и тогда, и теперь я видел перед собою вас, моя Сольвейг. Нет, я говорю не о моей партнерше, забыл, как ее звали, она работала добросовестно, но ей не хватало солнца для ее роли. Я видел вас в зрительном зале, сразу же увидел вас, узнал мою Сольвейг и на всю жизнь понял роль зрителя на театре. Эта роль забыта, ее не понимают, но скажите мне на милость, бывает ли театр без зрителя? Какой самовлюбленный энтузиаст будет играть перед пустым залом? Этот молодой экспериментатор самонадеянно утверждал, что он воспитывает элитарные группы зрителей, а на самом деле нас воспитывает зритель. Я воспитан одной зрительницей, то есть вами, В полутьме зрительного зала ваши светленькие волосы сияли, как сейчас, в эту призрачную, бурную, белую ночь. В конце концов, кто такая Сольвейг? Пер Гюнт — вечный актер, а Сольвейг — вечная любящая зрительница. Она уже ослепла от старости, но она все еще смотрит на своего Пера, и она одна видит его, настоящего, не того неудачника, которого видят все. Извините… Вам не противно? Эти приступы дурноты, приступы искренности, приступы судьбы всегда некстати:

О знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют.

Извините… Благодарю вас! Ах, если бы тог-дл вы были на сцене, а не в зрительном зале, вы помогли бы мне, никто бы ничего не заметил, и моя жизнь сложилась бы иначе: я сегодня был бы тем, чью роль я играю. Но кто знает, не лучше ли играть, чем быть? Вы как полагаете? Впрочем, вам еще рано иметь свое мнение по этому вопросу А я… Ведь я был контужен на фронте. И вот я наперекор всему вышел на сцену в моей коронной роли, и сцена ходила у меня под ногами ходуном, и в последнем действии перед Сольвейг мне стало дурно, закружилась голова, и она не помогла мне, не подала мне руку. Представляете себе, как это отразилось на моей последующей карьере? Распространился слух, будто у меня чуть ли не падучая болезнь. А жизнь актера — это роли, роли, роли; если не роли, то хотя бы ролики. На эти ролики Норны наматывают пряжу нашей судьбы. Вы знаете, кто такие Норны? Это скандинавские богини. А есть еще Валькирии. Они уносят мертвых героев в Валгаллу. Вы Сольвейг, вы не Норна и не Валькирия, вы жизнь, вы вне судьбы и вне смерти. Помните, как вы аплодировали мне тогда в зрительном зале, несмотря на мой постыдный провал? И вы аплодировали не из жалости. Вы аплодировали тому Перу Гюнту, так как видели его, настоящего. На войне он был самим собой и расплачивается за это на сцене. А режиссеры с тех пор смотрели на меня косо, и роликов было у меня маловато.