Будущий год

Наконец заспанный Николенька вышел из своей комнаты. Бабушка тотчас же поставила на стол Николенькин любимый яблочный пирог. Николенька посветлел, было, при виде пирога, но сразу же опасливо покосился на окна. Бабушка послушно задернула портьеру.

— Ты поняла? Никто не должен знать, что я здесь, — обреченно повторял внук.

— Поняла, поняла… Однако, скажи мне наконец, Николенька, что случилось, — участливо сказала бабушка, с напускным спокойствием садясь к столу.

— Понимаешь, бабушка, я скрываюсь, — прошептал внук.

— Тебя преследуют? — вся вскинулась бабушка.

— Да, преследуют… Я даже не знаю, что они со мной сделают.

— Кто? Кто? Кто тебя преследует? За что?

— Бабушка… бабушка… Я дезертир…

Прасковья Никоновна только руками всплеснула. Ей сразу вспомнилась повесть молодого современного писателя (фамилию автора она запамятовала, повесть же называлась «Живи и помни»). Прасковья Никоновна ценила это произведение, хотя находила язык его несколько нарочитым. Неужели Николеньку тоже затравят, как лесного зверя? И Оленьку со свету сживут. Прасковья Никоновна чуть не расплакалась.

— Как это… дезертир? — спросила она, глотая слезы.

— Видишь ли, меня вызвали, а я не явился. Взял билет и к тебе приехал.

— Разве это преступление: бабушку навестить?

— Я же не явился. Я дезертир.

— Но почему же ты тогда не явился?

— Потому что я не согласен… не согласен делать то, что они делают.

В голове у Прасковьи Никоновны быстро промелькнуло все то, что она читала в последнее время в газетах об альтернативной службе.

— Но погоди, Николенька, законодательство о воинской обязанности сейчас пересматривается. Тебе не обязательно будет брать оружие в руки. Ты пойдешь в военкомат и все объяснишь. Я уверена, тебе пойдут навстречу.

Николенька сделал большие глаза:

— Военкомат? При чем тут военкомат? Да туда никто не является… Разве меня военкомат вызывает?

— Извини, Николенька, тогда я, действительно, чего-то недопонимаю. Кто тебя вызывает, объясни мне, сделай одолжение!

Николенька в ответ подтянулся и не без гордости произнес:

— Видишь ли, бабушка, я драгун!

На Прасковью Никоновну пахнуло чем-то задушевным, лермонтовско-толстовско-белогвардейским.

— Разве этот род войск тоже возрождается? — спросила она мечтательно.

— Да. Он уже возродился. У нас в городе действуют две молодежные группировки: пращуры и драгуны.

— А почему «пращуры»?

— «Пращуры» — это от пращи. Они еще в школе слышали, что рогатка раньше называлась «праща». Вот они и назвали себя «пращуры».

Прасковья Никоновна наставительно поправила пенсне:

— Но это же неправильно, Николенька. Это типичная народная этимология. «Пращур» не имеет ничего общего с пращей. «Пращуры» — это родители прапрадеда или прапрабабки. Не смешно ли, когда так называют себя молодые люди?

— Смешно, — кивнул Николенька. — Вот мы и называем их ящерами, а они называют нас драконами.

— Кажется, у Шварца есть пьеса «Дракон».

— И в Ку-Клукс-Клане есть великий дракон.

— Тоже нашли себе пример для подражания!

— У Ку-Клукс-Клана есть чему поучиться, бабушка. Но мы на этом не останавливаемся. Мы их называем «ящурами», а они нас «дрыгунами».

— Почему «дрыгунами»?

— Потому что мы танцуем современные танцы. А они только мускулы накачивают, плебеи несчастные. У нас, у драгунов даже свой гимн есть.

— Какой еще гимн?

Николенька вскочил со стула и, жестикулируя, запел:

Как народу победить?
Нужен храм, чтобы венчать;
Нужен дом, чтобы родить;
Нужен лес, чтобы зачать.
Где любовь чужда вражде,
Там живут от сих до сих;
И в проветренном гнезде
Нет чужих, как нет своих.

— Кто же написал этот гимн?

— Мы не помним. Какое это имеет значение? А ящеры нам завидуют. Вообще говоря, этот гимн им больше подходит, чем нам. Но мы первыми его запели, оставили ящуров без гимна. Вот они и бесятся.

— Как бесятся?

— Бабушка, объявлена война, и меня призвали.

— Куда призвали? Отказываюсь понимать-Битый час бабушка расспрашивала внука о пращурах и драгунах, и постепенно перед ней стала вырисовываться такая картина.