Эффективность российских госкорпораций, по сравнению с западными, иллюзорна. Зато их экономический эгоизм сомнению не подлежит. Здесь можно указать хотя бы на то, что стоимость электроэнергии и тепла в России с 1999 г. выросла в четыре с половиной раза, что на 50 % выше уровня потребительской инфляции. В результате «энерготарифы в нашем отечестве не только намного превзошли уровни хорошо обеспеченных энергоносителями экономик, но и оказались выше, чем в некоторых энергодефицитных странах вроде США»23. То же самое происходит с ценами на бензин и авиакеросин. Даже в период кризиса, когда нефть резко подешевела, российские нефтяные компании уменьшили цены на бензин лишь на 5 %, в то время как в США аналогичные цены снизились вдвое23.
Финансовый кризис вообще многое прояснил. В частности, он показал, как государственные корпорации и аффилированные с ними банки в действительности относятся к интересам страны. Получив на первом этапе кризиса колоссальные дотации от государства, они вовсе не стали, как предполагалось, поддерживать кредитами производство, а купили на эти деньги валюту и вывели ее за рубеж. Цены на евро и доллар в России, естественно, подскочили. Соответственно подскочили цены на импорт, обеспечивающий повседневную жизнь россиян. То есть, бог с ней, с Россией, прибыль — важнее всего. Причем интересно, что если в Германии, скажем, выдача стабилизационных кредитов обуславливалась, помимо прочего, снижением зарплат и премий топ-менеджерам, у которых они, по мнению немецкого общества, были непозволительно высоки, то в России это никому и в голову не пришло. Фантастические оклады менеджеров госкорпораций и банков, многомиллионные бонусы, которые они выплачивают сами себе, даже во время кризиса остались на прежнем уровне. Впрочем, о чем еще говорить, если в Санкт-Петербурге в самый пик кризиса, который уже напрямую затрагивал всех россиян, возобновились переговоры о возведении на Охте грандиозного офисного центра «Газпрома»24. То есть, на реальное производство у корпорации денег нет, а на строительство чудовищного архитектурного монстра — пожалуйста.
Однако, самое неприятное из того, что скрыто от глаз общественности, — колоссальные долги государственных корпораций, сделанные ими за последние несколько лет. Пользуясь дешевизной кредитов на Западе, полагая, по-видимому, что дождь нефтедолларов будет орошать страну без конца, российские госкорпорации осуществили в это время такие заемы, которые давят теперь на всю экономику. По данным председателя Счетной палаты РФ, внешний корпоративный долг России в первом квартале 2008 г. составил 430 млрд. долларов25. Это превышает внешний долг самого государства почти в 10 раз26. Симптоматично также, что 100 млрд. долларов этих заимствований приходится на долю только двух госкомпаний — «Газпром» и «Роснефть»27. Причем, корпоративный долг представляет собой двуликую сущность. С одной стороны — это долги корпораций, и государство формально по ним ответственности не несет, с другой стороны — это в основном долги государственных корпораций, и государство за них все-таки отвечает. Видимо, рассчитываться по этим долгам придется всем нам. Что, кстати, полностью совпадает с идеологией российских госкорпораций: «приватизация прибыли, национализация убытков».
В общем, картина понятна.
Финансовый кризис, разразившийся осенью 2008 года, со всей отчетливостью показал, кому в действительности принадлежит власть в России.
Пиршество демонов
Незаметно и как-то очень естественно образовался у нас в стране целый сектор, направленный на обслуживание богатых и сверхбогатых людей. Обозначается он, как правило, ярлыком «элитный». Существуют элитные квартиры, дома, кварталы, поселки, специально выделенные, охраняемые, отгороженные от прочего мира, элитные клиники и лицеи, где лечение, и образование стоит колоссальных денег, элитные магазины, элитные марки машин, элитные рейсы, элитные залы в аэропортах. Российский математик Игорь Шарыгин называет это vip-демократией:[4] «В мире возникают не смешивающиеся (почти не смешивающиеся) сословия — касты: дворяне, прислуга и чернь. Принципы феодализма распространяются на весь мир»28.
Возникает парадоксальная ситуация. После всех демократических заклинаний о свободе и равенстве, после торжества либеральных принципов, казалось бы утвердившихся навсегда, мир вновь начинает приобретать отчетливо разделенный характер, и новые социальные страты, новые «знать» и «чернь» становятся такими же очевидными, как и в эпоху Средневековья.
Единственное отличие заключается в том, что если в течение европейских Средних веков принципом сословного выделения служила генеалогия: нищий дворянин, по крайней мере формально, всегда имел больше прав, чем богатый купец, то ныне критерием выделения являются только деньги, все остальные качества человека отходят на второй план.