— Ну да, ну да, с этой точки, я вопрос не рассматривал. Я-то думал приеду домой, повидаюсь с роднёй соберу друзей, гульнём. А на обратном пути уже и с дочулей порешаем. Твой план лучше, веселиться лучше со спокойной душой.
И мы двинули на Ржев. Дорога была скучной, почти без приключений, один раз наткнулись на разбойников. Пальнули с пистолета, вроде никого не задело, но они всё равно разбежались. Грабить за деньги, это одно, а вот подставлять башку под пулю и шею под саблю, даже за деньги не хочется. Останавливались в больших сёлах, иногда в городках, чтоб дать лошадям отдых, да и в бане попариться. Дорога она такая — не заметишь, как паразиты заведутся. Худо-бедно, добрались до Никольского — родного села Егорыча. Сразу почувствовал опасность. Душа вопила (берегись), предупредил напарника.
— Тут что-то не чисто. Егорыч предупреждал, что барин у него маньяк, а дети и того хуже. Они тут всю округу запугали. Представляешь, дворян запугали. Четверо братьев, один законный, остальные бастарды. И почему-то их в армию не берут, или они инвалиды или связи, хотя сейчас таких связей быть не может. Постучались в крайний дом, оказался дом ведьмы. Женщина не старше тридцати и даже двадцати пяти, красавишна — глаз не оторвать. Действительно — ведьмовская красота, и волосы рыжие. Как узнал, что ведьма? Очень просто, весь дом завешан травами. Расспросили, где живёт Анастасия — Ивана солдата дочь, объяснила, только добавила, что дома её нет.
— Баре всех мамаш собрали, дети которых статуй изображают, и заперли.
Вот тут я остолбенел, не врубаюсь. Салтычиха, что ли?
Капитан отморозился быстрее.
— Каких статуй?
— Разных, ангелов, нимф, натрут мелом и стоят они сердешные в разных позах, не шевелятся.
Во мне всё кипело, так издеваться над детьми. Всех четверых порешу, найду повод и порешу. Поглядел на напарника, он тоже взбесился, вдвоём порешим.
— А мамаш зачем запер.
— Это если кто из девчонок шевельнётся, потом мамашу секут. Вот и терпят, маму то жалко.
Такого садизма я в жизни не видел, только в кино про салтычиху.
— Матвей Григорьевич, сразу будем убивать или повод найдём?
Я даже не пытался от этой ведьмы скрыть свои планы. Она напугалась.
— Вы кого убивать собрались — детей?
Тут я вообще выпал.
— Как тебе в голову такое могло прийти? Господ мы твоих убивать будем.
— Разве ж господа господ убивают?
— Хорошие господа, плохих господ, убивают!
Она понурила голову.
— Ничего вы не сделаете, только хвастаетесь, все господа друг за друга стоят.
Чего-то с ней было не так, вот чувствовал я, что она за кого-то переживает.
— У тебя там тоже ребёнок, что ли?
— Да, дочка. Они одних девчонок статуями выставляют.
— Матвей Григорьевич, пойдемте, накажем этих извращенцев.
— Подожди. Этот ваш барин или баре каждый день девчонок забирают? И почему тебя не заперли вместе с остальными?
— А меня нельзя сеч, я ведьма. А девчонки стоят не каждый день, только когда прием и тренировки.
Понятно теперь. Местный божок хочет свою культурность перед местной элитой показать.
— И кто на приёме?
— Местные помещики съехались, два чиновника из города, один за рекрутами, офицер. И солдаты с ним, человек шесть. Рекрутов в сарае держат. Пять мужиков.
Вот значит, как барчуки от армии косят, сплавляют мужиков в армию. А сами за это дома сидят, ловко, и от недовольного контингента избавляются, и население пугать легче.
— Григорьевич, у меня есть план. Пойдём по дороге расскажу.
И уже ведьме сказал.
— Готовь, побольше валерьянки, думаю придётся детишек от шока избавлять.
Двинулись к усадьбе. Я начал излагать.
— План (А). Я свечу деньгами, братья захотят нас ограбить, и мы всех их поубиваем.
Во мне уже кипела какая-то безбашенность.
— План (Б). Я выигрываю в карты всё его имение. И свою проблему решаю, и его без штанов по миру пустим. Этот план даже предпочтительней, вот только азартен ли извращенец, чтобы всё имение проиграть? В любом случае деньгами светануть надо.
— План берём за основу, корректируем по ходу. Шпаги берём с собой, нам, военным, это по этикету положено.
Усадьба представляла целый архитектурный ансамбль, два этажа, вправо и влево флигели подковой, а между ними парк ограды не было. А помещик то с запросами. Спешились, прошли по парку, ведя лошадей под уздцы. Снег, голые деревья, кусты подстриженные. Я подержал лошадей, капитан поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Вышел важный мужик в ливрее. Увидел офицеров, сделал подобострастную улыбку.
— Как прикажете доложить?
— Князь Белов, с сослуживцем Дубровским.
Фамилия есть — значит дворянин. Швейцар крикнул внутрь дома, выскочил холоп, и с поклоном принял у меня поводья, я ещё ему гривенник сунул, сумку с деньгами взял с собой, не на конюшню же её отправлять.
— Пройдите, господа, в прихожую, я сейчас барину доложу.