Впрочем, все это были пустяки. Гумилевские приятели были молоды, нравились барышням и считали, что поэт стоит выше даже царя. А коли так, то о чем и волноваться? Просыпались молодые люди поздно, пили много, а ночи с пятницы на понедельник проводили в только что открывшемся заведении «Бродячая собака».
Вся история петербургской культуры – это история таких вот крошечных клубиков «для своих». Вся русская рок-музыка вышла из кафе «Сайгон», весь отечественный рейв – из клуба «Тоннель». А в самом начале этого ряда стояла «Бродячая собака». Заведение, в котором родилась чуть ли не вся поэзия Серебряного века. Заведение, которое само было одной сплошной поэзией.
Расположено кафе на площади Искусств. Рядом с ним находится Михайловский театр, чуть дальше – Русский музей, на противоположной стороне площади – еще какое-то количество театров и концертных залов. Но это сейчас, а, скажем, лет двести тому назад то, что сегодня называется площадью, было всего лишь задворками католического собора Святой Екатерины. И почти на том самом месте, где позже появилась «Бродячая собака», стоял тогда дом генерала ордена иезуитов.
Какое-то время орден был очень могущественным. Но потом для него начались плохие времена. Враги ордена (которых у него всегда хватало) добились от тогдашнего папы указа о роспуске и запрещении иезуитских монастырей. Единственное место, где орден сохранился, как раз и была петербургская площадь Искусств. Русская императрица Екатерина заявила, что исполнять папские указы не собирается и взяла иезуитов под защиту. Именно под ее крыло переехало из Европы все иезуитское руководство. Переждав тут самые суровые годы, именно отсюда иезуиты полвека спустя стали заново распространяться по планете.
Правда, последний генерал ордена остался в Петербурге навсегда. Если вы помните, то в продолжении романа о трех мушкетерах Александр Дюма писал, что до должности генерала (верховного руководителя) этого ордена дослужился со временем Арамис. В реальности же последний иезуитский генерал погиб во время пожара в 1806 году. Дом, в котором он жил, по непонятной причине вспыхнул как спичка. Дело было ночью, все спали, так что пожилой священник просто не успел выбежать наружу.
Пепелище разобрали, пустырь застроили. Иезуиты в конце концов уехали из Петербурга, а их место заняли монахи-доминиканцы, которые служат в церкви Святой Екатерины и до сих пор. Еще лет через сто на месте, где когда-то стояла деревянная резиденция иезуитов, появился каменный дом, а в подвале этого дома – арт-кафе «Бродячая собака».
До этого вечно нищая, вечно крикливая, вечно вызывающая интерес у полиции литературная молодежь если где и тусовалась, то разве что на квартирах друг у друга. А теперь несколько театральных режиссеров и художников специально в расчете на эту публику организовали развеселый кабачок. С собственным оркестром, докладами на разные интересные темы и выступлениями актуальных поэтов. Вход в «Собаку» был со двора, так что шумная публика никому не мешала. Напитки тут выдавали в кредит, да и стоили они не то чтобы чересчур дорого. В общем, не место, а настоящий клад.
Открылся модный подвал в ночь на новый 1912 год. И первое время ничего из ряда вон тут не происходило. Но по набережным и проспектам ползли слухи. Одна из завсегдатайш вспоминала позже: «По городу шептались, будто всех гостей тут наряжают в звериные шкуры и предлагают ползать на четвереньках да лакать вино прямо из бочек». Поглазеть на разврат богемы в «Собаку» заезжали состоятельные граждане и первые красавицы столицы. Вскоре в «Собаке» было уже не протолкнуться.
Много лет спустя поэт Михаил Кузмин писал: