Бугорландские Хроники

Тем временем, события продолжали стремительно развиваться. Лишь только стемнело, в ворота замка кто-то постучал. Стук был настолько сильный и требовательный, что у Буки, не осталось ни какого сомнения в том, кто это именно стучится.

– Давай, проваливай отсюда, пока я не изрешетил тебя всего, закричал в ответ Бука с некоторой, почти незаметной, дрожью в голосе. В глубине души он все же надеялся на то, что людоед не знает про его давнишнюю аферу с патронами.

Но стук не прекращался. Зажав двумя руками уши, Бука ждал, когда же, наконец, людоед успокоится, и уйдет. Наконец, стук прекратился, видно людоеду и впрямь надоело без толку стучать в ворота. Но не успел Бука перевести дух, как откуда-то сзади, со стороны леса, послышалось тяжелое кряхтение и сопение. Сомнений не осталось ни каких, – это коварный людоед, обойдя замок с тылу, карабкался теперь на замковую стену.

Надобно заметить, что стена Ойленбергского замка, обращенная в сторону леса, была весьма и весьма не высока. В свое время у Гуго 3С попросту не хватило денег на ее строительство. Впоследствии же, прижимистые бугорландцы достраивать стену не стали, наивно полагая, что с тыльной стороны замка враги подойти не догадаются. Так, что людоеду не составило особого труда преодолеть эту преграду. После чего он прямиком направился к забившемуся в угол Буке. И вот когда огромная людоедская тень целиком накрыла съежившегося от страха начальника гарнизона, Бука, закрыв глаза, дал себе обет, что если он останется в живых, ни когда в жизни не будет больше курить и … и не пить… и…

– Вот ты где, сказала тень, заметив Буку, – а я уж было решил, что вы тут все повымерли. Закурить не найдется?

– Я больше не буду, никогда больше не буду курить, господин людоед, закричал от страха Бука.

– Да ты, что, совсем обалдел что-ли? – Какой я тебе людоед. Это же я – Борода.

Бывший смотритель музея, все это время, бродил по округе в поисках нового пристанища. Шок, вызванный изгнанием его из музея, у него понемногу прошел, и он уже мог трезво оценивать обстановку. Только лучше ему от этого не стало. Борода так разбаловался на посту хранителя музея, что ни чем другим теперь больше заниматься не хотел. А тут мало того, что его лишили такого теплого местечка, и в тюрьму посадили, так еще и война началась. А умирать на поле боя за такую зарплату Борода совсем не собирался. Он и музей-то вызвался охранять только для того, чтобы не работать. И решил тогда, бывший смотритель музея, отсидеться до поры до времени в каком-нибудь в укромном месте, до тех пор, пока хотя бы не закончится война. Благо, что со всей этой кутерьмой и неразберихой про него все позабыли. Только вот ночевать под открытым небом после мягкого музейного дивана было для Бороды сущим наказанием. Утром он мерз от холодной росы, а ночью спать ему не давали комары. И вот вспомнив про Ойленберг, он сразу же поспешил сюда, в надежде на то, что уж там-то ни чего еще не знают про его постыдное изгнание из музея.

Обнаружив ворота замка закрытыми, чего сроду ни когда не было, Борода ни чуть этому не удивился, он уже смирился с мыслью о том, что все в этой стране ополчились против него. Но прежде чем уйти отсюда, он захотел посмотреть в глаза своим бывшим товарищам. Поэтому-то, Борода и перелез через недостроенную заднюю стену, (о которой знали все без исключения в Бугорландии), и отыскал в кромешной темноте дрожащего от страха Буку.

Убедившись, что это вовсе не людоед, а всего лишь на всего смотритель музея, Бука немного успокоился, и спросил первое, что пришло ему в голову:

– А чего это ты здесь делаешь, а? Вот этого уже бедный Борода вынести ну ни как не смог, и ни слова не говоря, он снова ушел в леса.

Бука же решил, что ни какого Бороды не было и в помине, и все это ему почудилось. Он прекрасно помнил, что Борода работает смотрителем в музее и не шастает ночью по отдаленным замкам. Вернувшись на свой пост, начальник Ойленбергского гарнизона стал вновь дожидаться прихода людоеда.

Только хитрый людоед приходить не спешил. Лишь под самое утро со стороны леса вновь послышался подозрительный шорох, после чего на стену замка взобрался недовольный Пупс, в своих неизменных белоснежных подгузниках и черных солнцезащитных очках. Впрочем, бедного Буку теперь ни чем уже нельзя было удивить. Не сказав младенцу ни слова, он лишь оскалился в страшной улыбке. Этого было достаточно, чтобы Пупс тут же стал слезать обратно. Больше замок в эту ночь ни кто не посетил.

Глава 12. Посещение Катцебурга.

3.12.1.

Между тем Чрезвычайная комиссия в составе Епископа, Али ибн Луры и Гран-Градуса, благополучно отправилась в путь.