- Некого больше посылать?
Девушка не ответила. Шамхал как будто хотел сорвать злость на сестре.
- Если еще раз увижу тебя здесь, в чаще, берегись! - И он сердито зашагал в сторону своей юрты.
Губы у Салатын задрожали, и как бы она ни старалась сдержать плач, не могла. Закрыв лицо фартуком, зарыдала. Ашраф обнял ее.
- Глупенькая, чего плачешь? Ну что ж, если брат пожурил тебя?
- В чем же я виновата?
- Ладно, ладно, вытри глаза, пока никто не видит.
Салатын кое-как успокоилась. Ашраф вынул чистый платок и вытер ей слезы.
- Ладно, пошли.
Она зашагала рядом. Салатын откинула назад косы, посмотрела мокрыми глазами па брата.
- Ты знаешь, кто приехал?
- Кто?
- Учитель Ахмед.
Когда Ашраф вошел в шатер, отец лежал на матрасике, облокотившись о метакке, а Ахмед сидел напротив него. Между ними стоял чай. Джахандар-ага увидев Ашрафа, придвинул к себе стакан и, не глядя на сына, сказал:
- Сколько раз я тебе говорил: когда уходишь в горы, бери винтовку.
- Что-нибудь случилось, отец?
- Ничего, но, кажется, стреляли. Не стой у дверей, проходи.
Ашраф вошел и сел рядом с мужчинами. Джахандар-ага, сглатывая чай, глядел через дверцу шатра на далекую гору, сливающуюся с небосклоном. Он был не из тех мужчин, которые позволили бы посторонним людям обосноваться в его кочевье, но он никогда не гнал и тех, кто приходил к его порогу. А что теперь делать с Ахмедом? Никто его не звал и не ждал. А он привез с собой этих бедных детей. Въехал на фургоне прямо в становище Джахандар-аги. Если бы не надеялся, что его здесь оставят, не въезжал бы. Интересно, что об этом думает Ашраф.
Но, может быть, это даже лучше. Ашрафу не будет так скучно, и он перестанет в одиночестве бродить по горам и лесам. Самому Джахандар-аге придется через неделю уехать вниз на уборку хлеба. Тогда совсем хорошо, что рядом с сыном останется какой-никакой мужчина.
Молчаливое чаепитие затянулось. Наконец Ахмед допил чай и встал.
- Спасибо, я пойду. Надо разместить детей.
Уже на пороге Джахандар-ага остановил его:
- Садись. Мои ребята все сделают.
- Дядя Джахандар...
- Ты слушай меня. Кто приходит к моему порогу, не возвращается обратно.
Джахаидар-ага затянулся папиросой. Синеватый дым распространился по шатру и стал слоиться, а затем выполз па волю.
13
Салатын вошла в шатер и закрыла за собой дверцу. Она взяла матрац, бросила его в угол около постели, достала деревянный круг на ножках и поставила его на середину. Затем принесла тетрадку и ручку, которые у нее хранились под периной, скрестила ноги и села. Долго она смотрела на буквы, которые успела выучить уже здесь, на эйлаге. Беззвучно шевеля губами, перечитала все. Потом, наклонившись над тетрадкой, из неуклюжих букв стала составлять слова. Она старалась, чтобы у нее выходило красиво, и сильно нажимала на перо. Думала, что в этом все дело.
Пока солнце поднималось в зенит, она успела исписать три полных страницы. Затем, склонив голову набок, внимательно посмотрела на свою работу, скрестила руки на затылке и так потянулась, что хрустнули кости. Встала, убрала тетрадь, ручку и вышла на улицу.
Солнце уже палило, над кочевьем кружились, жужжа, большие синие мухи. Женщины вывешивали на солнце одеяла и матрацы. Во дворе работала маслобойка.
Салатын взяла свой кувшин и пошла на родник.
На склоне горы, под большим деревом бездельничали парни. Они лежали на зеленой горе, образовав кружок, а один сидел в центре, играл на сазе и пел. Салатын прислушалась. Голос был неплохой, да и на сазе парень играл, как видно, не в первый раз, только на высоких нотах не мог тянуть.
У воды собралось много девушек и женщин. Некоторые полоскали белье, иные драили песком посуду, начищая ее до блеска, а третьи просто сидели и слушали песню, доносившуюся со склона горы.
- Вот как хорошо поет! Видно, по кому-нибудь страдает.
- Да, в горле у него так и кипит.
- Ашуг любви!
Одна из девушек повернулась лицом к певцу и крикнула:
- Слушай, парень, пусть пропадет твоя зазноба! Не терзай себя!
Девушки расхохотались.
Салатын тихо подошла к ним. Наполнила свой кувшин, поставила его в сторону и, подобрав подол, пошла вниз по течению воды. Нарвала там ярпыза и вернулась обратно. Хотела было взять свой кувшин и уйти, как вдруг одна из девушек взяла ее за руку и расхохоталась.
- Слушай, посмотри на себя, какая ты!
- А что случилось?
- Губы у тебя синие. Что ты ела?
Салатын ладонью вытерла рот и увидела на пальцах следы чернил.
- Это от ручки.
- Какой еще ручки? Разве ты пишешь?
- Да нет, от ручки Ашрафа. - Салатын подолом платья стала вытирать рот, но еще больше размазала чернила по лицу. Девушки опять засмеялись. Салатын пришлось поставить кувшин на землю и вымыть лицо родниковой водой.
- Возьми песок, почисти себя, как самовар, - пошутил кто-то.
- Ты и молитву умеешь написать?
- Да отстаньте вы от меня. Я вижу, у вас настроение повеселиться, а у меня дела.
Салатын рассталась с девушками и поднялась по извилистой тропинке. А ребята все играли и пели на той стороне. Саз звучал все громче и громче. Слова ашуга доносились до Салатын.
Салатын, куда идешь по тропе?
Слушай, я пою о тебе.
Ты гибка, как весной лоза.