И что же можно теперь ему сказать? Разве он не предупреждал ее, разве не говорил с самого начала: "Не ходи к мюридам, не верь молле Садыху". Не послушалась его, пошла. А ведь он заботился только о ней, о ее незапятнанном имени. "И он еще до сих пор меня не убил! Мало меня учить, задушить меня надо, как собаку. Кому теперь заткнешь рот? Все село будет завтра говорить и зубоскалить о том, что случилось. И никому не докажешь, что ничего не случилось. Но разве не случилось бы, если бы не подоспел брат? Бедный Джахандар-ага, я причинила тебе столько горя. Как ты это переживешь? Даже если и убьешь меня сейчас, и этого мне будет мало. Но и горя ведь не убудет. Не послушалась я тебя вовремя, горе мне. Правду говорят: "Кто не послушается старшего, услышит свой стон".
Начало рассветать. Побледнел край неба. Обозначились купы деревьев по сторонам дороги, ожили птицы. Потянул зябкий утренний ветерок. По нему пролегла волнистая линия холмов. А под ногами у Шахнияр недалеко впереди блеснула, вобравшая в себя все краски утра, всю окрестную землю, Кура.
С рассветом страх ушел из сердца Шахнияр. Ей вдруг захотелось остановиться, всмотреться в это па глазах расцветающее утро, вслушаться в его песню, досыта наглядеться и надышаться.
Уже и туман пошел подниматься от разветвленных протоков реки, уже начал он розоветь, все становилось ярким, прекрасным, свежим, даже дорога, ио которой Шахнияр теперь шла. Но куда же ведет ее эта утренняя дорога?
Конь снова обдал ее сзади горячим нетерпеливым дыханием. Снова заболели царапины и стали жечь колючки, оставшиеся в теле, утро погасло, словно погасили волшебную лампу с розовым абажуром.
Где она? Должно быть, далеко от села. Почему, словно каменный, молчит Джахандар-ага? Почему он не хлещет ее плеткой, не ругает, не проклинает ее, не кричит в ярости, не топчет ногами? Почему туча, повисшая над ней, не разражается молнией и громом, не проливается облегчающим проливным дождем? Лучше уж потоп, чем это тягостное молчание.
"Да ведь он ведет меня убивать, - догадалась вдруг Шахнияр-ханум. Иначе, с чего бы он кружил всю ночь по берегу Куры. Но что же я сделала такого? За что меня убивать? Разве ты, брат, убьешь, разве ты способен убить свою единственную сестру? Правда, я виновата, признаю. Но вина моя не столь велика, клянусь, я говорю правду, клянусь тем, в кого мы веруем, я не лгу. Ты же знаешь, я никогда не обманывала тебя. С самого детства я могла скрыть что-нибудь от других, но тебе я всегда открывала свое сердце. Мы были не только сестрой и братом, мы были друзьями. Мать умерла, и ты вырастил меня. Разве не твое дыхание напоминало мне о матери, брат? Ты забыл, как по ночам я спала, прижавшись к тебе, как щекотала тебя, уткнувшись носом в твою спину? Я даже сейчас помню запах твоего тела, брат. Я могу среди одежды сотен людей найти по запаху твою, брат, одежду. Разве я не радовалась больше всех на свете, когда ты сыграл свадьбу и привел молодую жену? Разве ты не у меня спросил раньше всех, хороша ли она? И разве не ты больше всех печалился, когда я выходила замуж? Разве ты забыл, как вошел в комнату, снял с меня фату и сказал: "Эй, чертенок, я совсем соскучусь без тебя". Я до сих пор не забыла, как прослезились твои глаза в тот день, когда меня усадили в разукрашенную арбу и ты провожал меня, мои глаза смотрели только на тебя. Я не видела ни всадников, затеявших скачки, ни девушек, кружившихся вокруг меня, ни женщин, отплясывающих перед нами. Мои глаза были устремлены на тебя. Ты стоял на веранде, опустив голову, брат. Ты не хотел расставаться со мной. Честно говоря, я тоже страдала. Если бы я не стеснялась людей, я слезла бы с арбы и сказала: "Да буду жертвой твоих глаз, брат, почему ты печален? Если хочешь, я не пойду замуж". Ты очень любил меня! Один раз меня избил муж. Ты тогда оседлал коня, примчался к нам и чуть не задушил беднягу. "Я отрежу ту руку, которая поднимется на мою сестру", - сказал ты. Не будь меня, пролилась бы кровь. Ты никого не слушал. Послушался только меня, свою сестру. Тогда я узнала, что ты очень, очень сильно любишь меня. Так отчего же сейчас ты задумал меня убить? Я не верю. Ты не поднимешь на меня руку, мой брат!"
Эти мысли укрепили ее. Она даже хотела повернуться и посмотреть в лицо брату, узнать, остыл ли, одумался ли он, рассказать, как все это случилось. Но конь грудью толкнул ее вперед. Путаясь в длинном платье, она пошла дальше.
Джахандар-ага не мог собраться ни с мыслями, ни с чувствами. Он ни о чем не думал и ничего не видел вокруг. Он просто окаменел. Если бы сейчас резать его ножом, он и то бы не почувствовал боли. Он не понимал, что сидит на коне, не знал, куда едет. Перед его глазами стояла только одна картина: растерзанный, измятый вид сестры и отвратительное лицо моллы Садыха. Джахандар-ага не знал еще, что ему сделать, на что решиться.