Буйный бродяга 2014 №3

Триста тысяч человек заполняли взлётные поля аэродрома Мельбурна, который давно уже использовался как учебный — для тренировочных полётов, для спортивных стартов, для показательных выступлений на праздниках. Триста — это грубая оценка, на глаз, но вдаваться в подсчёты Мик Ван дер Тиссен не хотел. Он вообще ничего не хотел — все желания будто выгорели в сумасшедшей суете, горячке и боли последних двух суток. Мик уже начинал подозревать за собой нехорошее — пару раз ловил себя на том, что оглядывается, пытаясь что-нибудь спросить у Олле, всё кажется, что он, как обычно, где-то рядом. Так недолго и умом повредиться... Усилием воли Мик отвлёкся от мыслей о себе и бездумно смотрел на прибывающую толпу — море чёрно-зелёных фанатских кепок колыхалось в свете громадных аэродромных фонарей. Солнце уже угасало за рядами зданий на западном горизонте, неслышно подбиралась ночь — последняя ночь команды «Стрижей». Сейчас придётся сказать ещё какие-то официальные слова напоследок — и всё. Олле и Эржен, незримо присутствующие где-то здесь, навсегда покинут Землю, отданные блистательному, счастливому прошлому.

У края поля, где разместились члены семей, Мик заметил Биргитту с сыном. Женщина стояла за спиной Нильса, положив руки ему на плечи, и этот жест показался бывшему директору не жестом защиты — Биргитта будто провозглашала над сыном какую-то особую власть. Она была в тёмных очках, куда был направлен её взгляд, не угадаешь. Нильс щурился на фонари, глядя прямо перед собой. Налетел по-дневному горячий порыв ветра, парень поднял голову, встретился вдруг глазами с Миком и кивнул, здороваясь.

Рядом с Миком возник Пак Ён Сун — председатель всемирной ассоциации атмосферного дайвинга. Он что-то говорил в микрофон, но Мик не разбирал ни звука. Потом микрофон ткнулся ему в руку. Его очередь. Мик сделал два шага вперёд, чёрно-зелёное море качнулось в едином движении. Он знал, что от него ждут чего-то официального и предсказуемого, — но вместо этого заговорил вдруг о своих мыслях, приходивших в голову в последние сутки. О том, что в космических полётах нет никакого особенного героизма, как думают не очень умные люди. Это работа, делать которую можно хорошо — или безопасно. И пока эти два подхода не согласуются друг с другом, это служит непрестанным напоминанием не о героизме, а о несовершенстве и слабости техники и человеческого ума. Это повод не для гордости, а для стыда — общего стыда и сожаления всей планеты. Мы уже не можем остановиться, забираясь всё дальше и выше, и в этом нет зла только тогда, когда сам этот путь не становится самоцелью, не подменяет собой те результаты, ради которых идёт наша борьба с силами стихии. Всякий, кто забывает о результате ради процесса, добавляет нагрузки на тонкий страховочный трос, удерживающий Землю от падения.

Море собравшихся стояло тихо, неподвижно, только где-то в его глубинах рождался и затихал иногда неясный рокот. Рядом с женой Олле стояли мать и сестра Эржена: хрупкая маленькая женщина не отрывала измученного лица от плеча рослой крепкой дочери. Близняшка Эржена окинула Мика ласковым сочувственным взглядом и вновь склонилась к матери.

Пак взял у него микрофон, кивнул Биргитте — та покачала головой, и Нильс беспокойно заглянул матери в лицо. Но её решение было непреклонным — говорить она сегодня не хотела.

Гибкая тёмная фигурка скользнула мимо Мика — Мэгги протянула руку к микрофону, и председатель с лёгким поклоном отдал его. Марьятта сжала его двумя руками, собираясь с мыслями, решительно ступила вперёд и начала говорить. Тихий голос девушки, усиленный колонками, легко разносился над взлётным полем.

— Позавчера был самый тёмный день в моей жизни — из неё исчезли сразу два человека, которые всегда были для меня опорой и примером. Мой командир и мой друг. Невыносимо больно от того, что их больше нет, но это когда-нибудь утихнет, ко всему можно привыкнуть. А вот другая моя боль... не знаю, уйдёт ли когда-нибудь и она. Она о том, что большая, важная, яркая часть их жизни отчасти служила злу.

Чёрно-зелёное море всколыхнулось, загудело — толпы болельщиков и почитателей, вырванные из трагического покоя, медленно наливались возмущением. Мэгги не смутилась и не прервалась:

— Да, злу. И вы сами поймёте, почему, если подумаете. Мой командир любил вспоминать одну песенку — «чтоб каждому хотелось догнать и перегнать отцов». И я думаю, что в своём испытательном полёте они сделали это — перегнали своих предшественников, даже своей неудачей принесли большую пользу делу испытаний новой техники. Теперь намного меньше шансов, что Гринда-3 погубит кого-то ещё. Мне грустно, что их не стало, но об этом я не жалею. Это то, ради чего осваивают рискованные профессии и годами получают опыт и навыки. А неудача... все мы знали, что это может случиться, разве нет? Это больно, но в этом нет несправедливости.