Буйный бродяга 2014 №3

Стельмаху противостоят, конечно, не конкретные «три бороды», как называют старых и авторитетных членов Совета, — ему противостоит прошлая эпоха, для которой мыслить в терминах вселенных было ещё непривычно и не нужно. С прояснения этого вопроса и начинается для героя политическое сражение: « Консерватизм, товарищи, это особое кушанье. Когда мы будем седыми, потомки могут преподнести нам такие проекты, что твои и мои волосы, возможно, встанут консервативным дыбом. Никто не в состоянии предугадать, какие еще смелые идеи несет нам грядущий век <...> Холодная кровь консерватизма пульсирует даже в венах горячих людей. Может быть в этом есть особый биологический смысл. Разве я знаю? Наш удар, во всяком случае, должен быть направлен против консерваторов».

Проект звездоплана всё же принят в разработку, он приносит неудачу за неудачей — но тут, как говорится, «заело» уже всю страну, и над зведопланом нового поколения трудятся десятки тысяч специалистов. И доводят дело до конца: армада кораблей шестого по счёту проекта всё же выполняет свою задачу. Путь к освоению планет Солнечной системы, а затем и дальних звёзд открыт.

Разве можно считать эту эпоху «унылой и бесконфликтной»?

Описание мира, в котором живут герои книги, рука не поднимается назвать «фоном». Каждая подробность быта, каждое географическое и историческое пояснение имеют свою цель: показать, как и в чём жизнь в этом новом мире отличается от жизни в знакомых читателю условиях. Этому же служат и постоянные отсылки к истории — книгам, документам, воспоминаниям: люди описываемой эпохи уже с трудом воображают себе бытовые и технические ограничения, хорошо знакомые даже нам с вами. Чаще всего сравнение идёт с 1928 годом — годом, когда создавалась книга. Однако мы можем увидеть и множество знакомых явлений: монорельсовые дороги, видеоконференции, ткани-«хамелеоны», и вишенкой на торте — музей старого быта, где дети с изумлением рассматривают улицы Москвы, не знакомой им, но хорошо знакомой автору, Москвы 1928 года.

Весь текст книги насыщен яркими эмоциями, чувствами, горячими проявлениями непосредственных реакций: «В Республике в эти дни он был самым популярным человеком. Его полет вызвал всеобщее восхищение; катастрофа повергла всех в уныние; его спасение заставило всех надеяться; выздоровление было встречено всеобщей радостью».

Такая эмоциональная нагруженность не только не осуждается, как это принято в знакомую нам эпоху и как любят пророчествовать некоторые футурологи, — наоборот, её поощряют, видя в ней показатель психического здоровья общества: «Человек попадает в жизнь, и чем ярче эта жизнь, тем более яркие следы она оставляет на человеке. А этого можно добиться лишь в том случае, если человек будет находиться в постоянном раздражении. Его эмоции, волнуемые внезапностью линий и красок, должны быть в непрекращающемся движении. Он должен встречать бесконечные сочетания неповторяемых линий и пятен. Тысячи и миллионы ответных звучаний должно это вызвать в человеческом мозгу. Новые мысли, мелодии, ритмы, ощущения человек воплотит в общественно-полезную работу».