Буйный бродяга 2016 №4

— Не так уж она тебе и дорога, верно? Твоя жизнь. В самом деле, зачем она, когда большая часть её была посвящена лжи и оправданию лжи с помощью новой лжи. Отдай её, Борк, в возмещение за нарушенную клятву.

— Как... как отдать... — просипел старик, хватаясь тощей рукой за горло.

— За всё надо платить, Леонард Борк. А я засвидетельствую: ты оплатил свой счёт.

Морщинистая рука разжалась и повисла, как полужёсткий манипулятор серворобота. Жилка на шее Борка перестала биться и трепетать. Светло-голубая Мириам покачала головой и растворилась в тенях, снова заливших мёртвое жилище.

***

Жизнь невероятным образом удалась. Удалась, несмотря на трудности, зависть, непонимание, убожество некоторых окружающих персонажей из рода недосапиенсов. Пётр Иннокентьев — фигура, а кто они? Шавки с газетных страниц, бубнилы из учёных советов, скучные собиратели истины по крошкам — они посрамлены и едва ли скоро отмоются от дерьма. Иннокентьев чувствовал себя молодым, полным сил, задора, жажды сражений и побед, какого-то движения вперёд. В коне концов, академику вовсе не положено навеки почить на лаврах — это только начало, открываются новые двери, и всё, всё ещё впереди!

Банкет устраивала жена — она дока в этих делах, всегда при академии, знает все мелкие нюансы. Гости подобраны как надо — никаких тебе брюзгливых морд, никаких дискуссий по научным вопросам, лёгкая непринуждённая беседа людей, вполне друг друга понимающих и в целом друг другом довольных. Виновник торжества среди них теперь — свой, надо усваивать привычки высшего общества...

Жена блистала, говоря сразу на трёх языках с иностранными гостями, и Иннокентьев решил дать себе пять минут отдыха. Всё-таки возраст — не шутка, да и шампанское давало о себе знать... Новоиспечённый академик вышел из банкетного зала в пустой прохладный холл, где гулко отдавались шаги, а оттуда нырнул в маленький кабинет, где они с женой переодевались, готовясь к торжеству. Маленький диванчик манил прилечь; Иннокентьев расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, облегчённо вздохнул, приготовился с размаху улечься — и замер с поднятой к вороту рукой и улыбкой довольства на лице: из зеркала за его плечом смотрел молодой мужчина, смуглый и усатый. И смутно знакомый.

На диванчик он всё-таки рухнул — ноги подкосились. Судорожно расстегнул ещё две пуговицы — воротник вдруг стал слишком узок. Сердце гулко ухало где-то в животе, руки дрожали, челюсть прыгала. Хватая губами воздух, чтобы спросить, как, как это, Иннокентьев хлопал ртом, как вытянутый на берег сазан, а звуки всё не шли из горла.

— Ты меня, Пётр, не узнал, я смотрю? — Не то чтобы не узнал его Пётр Иннокентьев, но поверить не мог. А услышав голос, уже не мог не верить. Но как?.. Столько лет прошло! Спасительная догадка мелькнула в его мозгу:

— Вы... вы внук Марко, да? Что ж вы так... с чёрного хода... Я бы, разумеется, вас пригласил, если бы знал, что вы здесь...

— Не пригласил бы ты меня, Пётр, ох, не пригласил бы, — покачал головой смуглый человек. — Я Марко, а ты всё поверить не в состоянии. Где же твоё научное воображение, Пётр?

Бредовое видение наконец кое-как устаканилось в голове Иннокентьева, и он почти спокойным голосом спросил:

— Как это может быть? Сорок лет ведь прошло, сорок два, если точно...

— Что мне время! Это тебя оно не пощадило, — усмехнулся гость. — Празднуешь, значит, очередной успех? Академик плагиаторских наук.

Худая фигура гостя в старомодной рубашке и мятых брюках необъяснимым образом застила для Иннокентьева свет со всех сторон. И отвернуться, отвести глаза было почему-то невозможно — может быть, просто страшно? Не может, не должен человек, погибший сорок с лишним лет назад, являться вот так, во плоти, и пугать честных людей!

— Ну как, — продолжал между тем призрачный бывший однокурсник, — все его недописанные статьи украл или ещё что-нибудь оставил на чёрный день? Из его набросков можно было не одну, а десять диссертаций собрать! Если весь архив в твоём распоряжении — неудивительно, что ты нынче в академиках. Творчески перепевать чужое ты всегда был мастер...

— Не смей! — закричал вдруг Иннокентьев, вскочив с дивана. — Не смей меня обвинять! Ты-то кто такой сам?! Я научная величина, а ты... — он осёкся, задумался, потом докончил злобно: — Ты научный труп!

— Промашку ты дал, Пётр, промашку, — Марко покачал головой, и в этом мягком, сожалеющем тоне почудилась Иннокентьеву скрытая угроза. — Я тебе напомню кое-что, а то ты за давностью лет запамятовал... Помнишь вечер после заседания экспертного совета по нашей заявке? Послушай-ка.