Эльфрида затараторила, словно из пулемёта, и тут же стало ясно, что её стихи были лучше, чем стихи Эдреда, а также что небольшие грамматические ошибки — пустяк для могущественного Кротошмыга, ибо стены комнаты Эдреда стали раздвигаться и отодвигались всё дальше и дальше, и наконец дети оказались в просторном белом зале, где ряды высоких колонн тянулись, словно целые улицы, насколько хватал глаз.
В зале толпились люди в нарядах всех стран и веков — китайцы, индийцы, крестоносцы в доспехах, дамы с лицами под слоем пудры, господа в дублетах, кавалеры, противники круглоголовых, в длинных локонах, турки в тюрбанах, арабы, монахи, аббатисы, шуты, гранды в кружевных воротниках и дикари в соломенных юбках. Словом, здесь можно было увидеть все наряды на свете. Вот только все они были белого цвета, как будто всех пригласили на редут — это такой маскарад, куда можно надеть что угодно, только определённого цвета.
Люди, стоявшие рядом с детьми, мягко подталкивали их вперёд, и наконец дети увидели посреди зала серебряный трон, покрытый тканью в серебряную и зелёную клетку с бахромой. По одну сторону трона стоял Кротошмыг, по другую — Кротошмыг, который был пошмыгистее, а на самом троне восседал во всём своём величии и украшении самый шмыгистый Кротошмыг. Он был значительно больше, чем оба его стража, а его мех сиял серебром, подобно лебединым перьям.
А вот типичная выдержка из первой книги Льюиса о Нарнии, которая была лучше, чем некоторые из её продолжений. Если сравнить этот отрывок со всем остальным, что Льюис писал как для детей, так и для взрослых, то его качество окажется выше среднего: