Буйный Терек. Книга 1

— Помню, — глухо сказал унтер. — Такого, Алексей Петрович, в моей жизни больше не бывало и не будет. Пить, пока я крепостной и на царской службе, не бу-ду. — Он твердо выговорил это слово, прямо и честно глядя на генерала. — Не буду! — повторил он.

— А когда освободишься?

— Тогда выпью. И грех будет, господа дорогие, — обратился ко всем Санька, — ежели в такой час, когда и душа, и тело, и шкура ослобонятся от неволи, не выпить. Не стану врать, Алексей Петрович, но уже по-иному, в плепорцию, честно и благородно, без шуму и крику…

— А потом? — продолжая внимательно смотреть на него, спросил Ермолов.

— А потом женюсь, ежели бог позволит, да и займусь здесь каким ни на есть делом. Ведь я, Алексей Петрович, первый на всей нашей волости печник был, ну и тут печи класть буду. Опять же пенцион рупь двадцать копеек да за два креста рупь, а всего два двадцать от царя получать стану.

— Вот что, Санька, за то, что говоришь правду, и за то, что говорил о тебе хорошо твой поручик, — указал на Небольсина Ермолов, — постараюсь оставить тебя здесь. Ты же, старый товарищ, помни свой зарок, не подведи меня, твоего генерала, и своего поручика, а теперь иди!

— Век за вас да за Александра Николаевича бога молить буду. — Санька, не скрывая волнения, вытер ладонью пробившуюся слезу.

Когда Санька вышел, Ермолов отошел к окну и задумался.

— Золотые люди. Вот на ком держится и будет держаться наша Россия! Что там дальше будет, Алексей Александрович, ни я, ни ты не знаем. Может быть, сюда уже мчится гонец с царским указом о назначении проконсулом, — он усмехнулся, — Паскевича. Время не терпит. Заготовь приказ загодя на Елохина и дай мне его сегодня же подписать. Пусть старик добром помянет нас, когда о нас и не станут вспоминать в Тифлисе. А его, — он взял за талию Небольсина, — устрой через Прасковью Николаевну Ахвердову на жительство в какой-нибудь хороший дом, с молодыми девицами, с музыкой, с европейским обществом…

— Я бы хотел, Алексей Петрович, в полк, куда-нибудь на линию.

— Успеешь еще, да у нас здесь и линии никакой нет, — засмеялся Ермолов. — Поживи пока в Тифлисе, при моем штабе. Человек ты, Саша, молодой, рано тебе в монахи записываться. Впереди вся жизнь. А горе твое хоть и большое, но пройдет, как все проходит в жизни. Или ты думаешь, у меня не было тяжелого в прошлом? Все было! И в тюрьме сидел, и горя разного хлебнул, да думаю, что и еще хлебнуть придется! Так-то, друг, в память твоих родителей люблю тебя, как сына. Ну, иди и не обижайся на старика.

— Такие истории с мрачным, погубительным исходом в своей жизни я видывал и слыхивал не раз, — возвращаясь к своему креслу, сказал Ермолов. — Что еще пишут нам?

— Письмо с Кислых Вод, от князя Валерьяна. Пишет, что лечится в Пятигорске. Бывает иногда в гостях у Реброва. Видел на этих днях младшего Воронцова, тот за верное передает о нашем скором увольнении с Кавказа. На Кислых Водах собралась московская знать, князь пишет, шум, сплетни, как в Тифлисе, офицеры вьются вокруг столичных дам, водка, амуры, карты.

В комнату вошел капитан Бебутов.

— Алексей Петрович, князья собрались. Можно приглашать их?

— Зови!

Ермолов, стоя с широко распростертыми руками, с любезной улыбкой встретил представителей грузинской знати. Тут были князья Амилахвари, Амираджиби, Дадиани, Орбелиани, старый князь Палавандишвили, генералы Чавчавадзе и Эристов, капитан Андроников, Вачнадзе, Константин Багратион-Мухранский и другие дворяне. Они с церемонным достоинством поклонились Ермолову и кучкой остановились посреди комнаты.

— Прошу извинить, господа, почта от императора и два-три военных дела задержали меня. Садитесь.

Все расселись. Около Ермолова сел Багратион-Мухранский, рядом с ним — красивый, с умным и серьезным лицом Амилахвари, далее — капитан Андроников, то и дело потрагивавший блестящий новенький Владимирский крест с бантом, совсем недавно полученный им.

«Не привык еще, любуется», — с теплой усмешкой подумал Ермолов. Он придвинул к себе папку с бумагами, и легкий шумок стих.

— Господа, я пригласил вас ко мне для совета и доброй беседы. Вы представители здешней аристократии и почти все офицеры Российской армии, люди опыта, мужества, ума. Вы члены самых старых и знатных фамилий Грузии. Ваше благополучие, ваши земли и все, что составляет благо вашей родины и народа, связано с Россией. — Он обвел глазами слушавших его князей.

— И мы не мыслим иначе, Алексей Петрович. Грузия присоединилась к России добровольно, это спасло нашу маленькую страну, и мы теперь единое целое с империей, — сказал Багратион-Мухранский. Остальные дворяне закивали головами. — Мы одно с Россией.

— Что нужно нам делать, ваше высокопревосходительство? Прикажите, и грузинское дворянство выполнит свой долг, — раздались голоса.

— Его величество император Николай уверен в добрых чувствах ваших, но сейчас пока ничего не надо, кроме одного. Ваш исконный и старый враг, персияне, зашевелился и грозит отторгнуть от российских земель и подданства Грузию, Баку, Карабах с Дагестаном.

— Большой аппетит, могут подавиться, — засмеялся Андроников.