Буйный Терек. Книга 1

Это были бивуачные огни персидской армии. Раздался еще пушечный выстрел, и сигнальные огни авангарда Аббаса-Мирзы замелькали у самого брода. Сопровождаемый дозором, хорунжий вернулся к казакам и, послав донесение полковнику Реуту, засел в кустах, продолжая наблюдать за движением врага. Но персияне так и не перешли реки, и только их наездники, курды и кочевники-шахсевены гарцевали на противоположном берегу, постреливая на скаку из ружей и оглашая воздух бранью по адресу русских «свиноедов» и собак. Всю ночь горели костры и стояло зарево над тем местом, где расположилась на ночлег огромная, шестидесятитысячная армия Аббаса-Мирзы.

Рано утром, как только заалел восток, к переправе с разных сторон подскакало много конных групп. Тут были и луры, и азербайджанские всадники, и курды Дильмана и Маку. Потрясая дротиками, подбрасывая на скаку ружья и ловко хватая их, они ринулись в воду, по так же быстро повернули коней и умчались в обратном направлении. Это была военная хитрость номадов. Но противоположный берег молчал. Тогда они снова понеслись к переправе, стремясь обогнать один другого, между тем огромный лагерь персидского наследника уже снимался с места. Завыли рожки, забили барабаны, к переправе двинулись пешие сарбазы, за ними потянулись полки, верблюжья артиллерия с фальконетами и новенькими английскими орудиями, только недавно подаренными британским посланником Аббасу-Мирзе. Все это толпилось и растекалось по берегу.

Наконец шатер наследника был свернут. Аббас-Мирза, сопровождаемый царевичем Мираном и сановниками, сел на белого арабского жеребца и во главе своей гвардии шагом направился к переправе. Ударила сигнальная пушка, за ней другая, и оркестр духовых инструментов заиграл марш.

Вся туча сгрудившейся у реки кавалерии с криками и воплями «Алла!», «Худа!»[96] ринулась в воду. Запенилась вода, несколько коней упало, кого-то течением понесло вниз, но вся масса конницы с гиком и криками была уже на середине реки.

Только тогда из невысоких кустов терна и можжевельника на широком намете вынеслась небольшая группа казаков и под визг и улюлюканье переправлявшихся всадников умчалась к холмам в сторону Шуши. На холмах, в гуще виноградных и фруктовых садов, стояли небольшие солдатские заставы, под прикрытием которых поспешно уходили в крепость армяне, бросая на произвол судьбы свои села, сады и имущество, нажитое долгим тяжелым крестьянским трудом.

Несмотря на яркий солнечный день, зарево подожженных деревень охватило полнеба и черная туча дыма заволокла горизонт.

Персидская армия подходила к Шуше.

Высокие, протяжением в три версты стены крепости пришли уже в ветхость, и тут работали многочисленные армянские беженцы, укреплявшие их. Усатые солдаты да офицер саперного батальона Кригер похаживали среди работавших, поправляя их, уча и покрикивая на них. Подгонять не надо было. Люди отлично понимали, что эти старинные башни и пятисаженные стены, возвышавшиеся на скале, являются единственным прибежищем, где могут они спастись от ножа курдов, вырезавших почти поголовно всех армян.

Сквозь еще не запертые Елизаветинские ворота крепости все шли и шли крестьяне, кто гоня скот, кто подталкивая и помогая коням тянуть тяжело нагруженную арбу, на которой грустно сидели тихие армянские женщины с полузакрытыми по персидскому обычаю лицами. Рев быков, резкие крики ослов, плач детей и взволнованные отрывистые голоса перемешались в один заунывный, непрекращающийся шум. Юго-восточные Эриванские ворота также пока еще были открыты для беженцев и гарнизона, но тут уже шли подготовительные работы саперов, которым было приказано наглухо забить их и засылать землей и каменьем. Проехало несколько обвешанных оружием конных армян, проскакал чапар[97], и снова потянулись жители, усталые, запыленные, с воспаленными от бессонницы глазами. Они останавливались и, перед тем как войти в ворота крепости, с отчаянием оглядывались назад, в сторону багрового зарева, откуда еле слышно доносились выстрелы. Желтая пыль нависла над дорогой.

Так прошло больше двух дней. Персы, шедшие стремительным маршем от Чинахчей на Герюсы, подходя к Шуше, почему-то замедлили свое движение и, вместо того, чтобы обложить и штурмовать ее, занялись разорением и грабежами нищих армянских деревень.