Сановники молчали. Новость ошеломила их. Только теперь поняли они, что война с русскими лишь начинается и что о легком захвате Тифлиса не приходится и мечтать. Они молчали, боясь сказать что-либо неугодное наследнику и не совпадающее с его мыслями.
— Думать не о чем, ваше высочество! Надо сейчас же сниматься с места, бросить осаду и со всеми силами идти на Елизаветполь. Мадатов сейчас слаб, нам доносят, что у него не более трех тысяч человек. Надо настичь его и уничтожить. Нас шестьдесят тысяч, у него три. У нас пятьдесят орудий, у него двенадцать. Мы истребим Мадатова и только этим восстановим положение дел, — выступая вперед, сказал Майлз.
Англичанин был раздосадован и не старался скрыть этого. Говорил он резко, без обычной придворной осторожности и льстивости.
Аббас-Мирза нерешительно обвел глазами остальных.
— Сардар Майлз говорит верно. Надо идти к Гандже, — сказал Аллаяр-хан, и все закивали.
Царевич Измаил, второй сын Аббаса-Мирзы, почтительно склонился перед отцом.
— Отец, идем на Ганджу. Мы выпустим кровь из проклятого армянина и закуем его солдат в цепи.
Аббас резко поднялся с кресла.
— Утром идем на Ганджу! Приготовить войска к уходу!
Персидская армия ушла из Шуши утром 5-го, но, верный своим правилам, Аббас шел вперед подобно черепахе — медленно, осторожно. Его армия делала в сутки не свыше пятнадцати-шестнадцати километров. Майлз, возмущенный таким «наползом на русских», посоветовал Аббасу ускорить движение, но разгневанный валиагд в тот же день приказал ему выехать в Тавриз.
Высланные Мадатовым лазутчики донесли:
— Аббас-Мирза со всей своей армией движется к Елизаветполю. Шуша свободна, но персиян много, как песчинок в море.
Донесения шли из разных мест, и все о-ни говорили о несметности иранской армии.
«Земля стонет от копыт кизилбашских коней. Верблюды с зембуреками тянутся на пять верст, пушек у Аббаса больше ста, а пехота, как саранча, заполняет степь», —
писал один из татарских беков.
— Я знаю этого прохвоста, — засмеялся Мадатов. — Его сообщения надо делить на три и только одна часть будет соответствовать истине.
— Но, ваше сиятельство, если даже у Аббаса не сто, а тридцать три орудия и не восемьдесят, а сорок тысяч войска, то и тогда это во много раз больше всего нашего отряда, — сказал полковник Абхазов.
— А кавалерии у него действительно много, — добавил донской есаул Бакланов.
— Так что же, давайте решать, — предложил Мадатов.
— Выведем наш отряд из города и будем ждать помощи из Тифлиса, — предложил Мищенко.
— Правильно. Именно об этом думаю и я. В городе нам запираться незачем, наш солдат умеет наступать и любит сам атаковать врага. Выведем отряд в степь. Пока Аббас ползет сюда, расположимся лагерем, найдем место для сражения, подойдут наши, и мы сами нападем на персов, — решил Мадатов.
Военный совет был кончен. Утром весь отряд вышел из города.
— Ваше высокопревосходительство, полученные штабом донесения говорят о том, что персы оставили Шушу и скопом идут к Елизаветполю. Там произойдет решительное сражение, и нам надо теперь же со всеми резервами идти на помощь Мадатову.
— Я готов, Алексей Петрович, — ответил Паскевич.
— Думаю, Иван Федорович, что делать это надо завтра, иначе помощь может запоздать и Аббас по частям раздавит нас. Берите с собой херсонцев два батальона, грузинцев[110]
полтора во главе с полковником графом Симоничем — это лучший из моих офицеров; батальон карабинеров, четыре роты ширванцев, егерей батальон, шестнадцать орудий, фальконетные и ракетные взводы, нижегородских драгун семь эскадронов во главе с Шабельским — тоже старым кавказцем и испытанным бойцом; донских казаков два полка — Костина и Иловайского и три сотни грузинской милиции во главе с князем Дадешкелиани. Это лучшее из лучших, что можем дать. Итого под вашим началом будет семь с половиной тысяч отборных кавказских воинов, каждый из которых стоит четырех персиян. Доверяйтесь им, ваше высокопревосходительство, и они не подведут вас. Это все, что могу дать. Два батальона пехоты и три сотни казаков с двумя орудиями остаются у меня для охраны всей Грузии, — сказал Ермолов.Утром Паскевич выступил к Елизаветполю.
Ночью он, минуя Ермолова, отослал на имя Николая секретное письмо.