Буйный Терек. Книга 2

Еще два-три аккорда гитары, мягкое рокотание мандолинной струны и прощальное звучание скрипки. Артисты встали. Зал шумно аплодировал им. Растроганный Моски, прижимая к груди гитару, кланялся зрителям, а Пиетро Винтолли и Коррен, улыбаясь, отвешивали поклоны. Затем музыканты резво заиграли фанданго, испанский танец, известный в России с 1815 года, когда войска Александра после победного похода во Францию возвратились домой.

— Эк как рванули! — одобрительно раздался из рядов чей-то бас.

Это Федюшкин по-своему похвалил стремительный, огненный фанданго. Из-за кулисы донеслись звонкие, мерные удары в бубен, и на сцену выпорхнула мадемуазель Лючия, одетая под испанскую сеньориту: в кружевной наколке, высокой прическе с большим гребнем в волосах и яркой юбке. С ее плеча свисала цветная шаль. Сделав несколько ударов в такт музыке, она ловко швырнула кому-то за кулису тамбурин и сначала медленно, потом убыстряя движения, перешла в стремительный такт танца. Скрипач, почти согнувшись вдвое, быстро водил смычком, гитара и мандолина убыстряли темп.

— А ваша цыганка и танцуя не сводит с вас глаз, Александр Николаевич, — шепнула Евдоксия Павловна Небольсину. — Ей в этом танце нужны кастаньеты, — таким же безразличным тоном продолжала она.

Небольсин промолчал, хотя он и сам заметил, как мадемуазель Лючия несколько раз, будто случайно, бросала на него быстрый, скользящий взгляд. Из-за кулисы вышел человек, одетый в черный камзол, кожаные штаны, с ботфортами на ногах, весьма походивший на опереточного пирата, он позванивал колокольчиками, висевшими на руке, бил в тамбурин и, притоптывая в такт танцу, помогал бурной пляске мадемуазель Лючии.

Музыка оборвалась, и танцовщица мгновенно застыла в картинной позе с откинутой головой и театрально вскинутыми вверх руками. Она действительно была прелестна и хорошо исполнила пламенный фанданго. Все в зале, даже обе генеральши, до сего времени снисходительно взиравшие на игру, пение и буффонную клоунаду актеров, вышли из величественного спокойствия и тоже зааплодировали артистам.

— Она пикантна и с немалым огоньком, — уже без иронии сказала Евдоксия Павловна.

Стенбок, не переставая хлопать в ладоши, добавил:

— Этой крошке следовало бы выступать в Петербурге, там ее оценили бы знатоки…

— Особенно гвардейская молодежь! — вдруг вставил свое слово и его превосходительство, действительный статский советник Чегодаев.

— Вы правы, генерал. Там она совершила бы фурор и успех ее был бы полный, — заметил сидевший за их спиной в третьем ряду Пулло.

Синьор Моски, взяв мадемуазель Лючию за руку, подвел ее ближе к рампе, и они оба, раскрасневшиеся, счастливые, улыбающиеся, раскланивались с публикой, а Лючия, встретив взгляд Небольсина, дружески, как старому знакомому, кивнула.

— Наша греческая Тальони имеет успех не только среди столичной гвардейской молодежи, но и у боевых кавказских капитанов, — засмеялась мадам Чегодаева.

В шуме возгласов, громких аплодисментов и криков «бис» ее не расслышал никто, кроме Небольсина.

— А сейчас мадам Полина Смирнова, супруга нашего гарнизонного лекаря и обладательница редкого голоса, исполнит по нашей просьбе модный и любимый всеми романс Варламова «Красный сарафан», — появляясь за спиной все еще раскланивавшихся актеров, произнес распорядитель вечера поручик Володин.

Это была только недавно написанная композитором Варламовым песня «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Петербургские салоны и гостиные восторженно встретили новую песню.

Володин взял из рук итальянца гитару, оглянулся и бархатным тенором пригласил:

— Прошу вас, Полина Семеновна.

Из-за кулисы, смущенно улыбаясь, вышла молодая женщина. Она неуверенно поклонилась залу, встретившему ее громкими, ободряющими аплодисментами. За нею шел невысокого роста солдат. Он стал позади супруги гарнизонного лекаря, робко оглядывая зал.

— Рядовой пятой роты Куринского полка Ефим Рубцов будет аккомпанировать на скрипке нашей уважаемой и прелестной Полине Семеновне. Должен доложить почтенной публикум, — комически копируя синьора Моски, продолжал поручик, — что оный рядовой в бытность свою крепостным человеком помещика и графа Козловского играл в графском оркестре первую скрипку, а до того два года обучался в Италии музыкальному ремеслу. В зале негромко захлопали. Солдат переступил с ноги на ногу и низко поклонился.

— Ин-те-ре-сно! — оказала Чегодаева, вглядываясь в солдата, которому поручик Володин передал скрипку.

— А я, ваш распорядитель и скромный дилетант, буду аккомпанировать Полине Семеновне на гитаре.

Ему так же, как и всем артистам, шумно аплодировали в зале, а чей-то несколько пропитой баритон добродушно пожелал:

— Смелей, Сережа… успех тебе обеспечен.

И эта шутливая фраза еще больше развеселила всех.

Певица, явно волнуясь, поглядывала на первые ряды, где сидели самые важные особы гарнизона. Здесь были три генерала, две генеральши и чиновный гость из столицы со своей женой, несколько гвардейских офицеров, полковники с супругами, — словом, самое знатное общество крепости.