— Три красные ракеты! Трубачи, играй «атаку», барабанщики — «поход»!..
Полковник снял фуражку, перекрестился.
— Всем ротам на штурм!..
Одновременный штурм Гимр с запада, востока и юго-запада начался.
Глава 24
Подъем кончился. Внизу белела узкая лента реки, слева от тропинки из-под нависшей многопудовой скалы бежал родничок; другой скатывался прямо из расщелины; третий, звеня и прыгая по откосам, сливался с ними и уже шумным водопадом низвергался в долину.
Солнце поднималось из-за гор, и белесые, пронизанные его лучами облака проплывали в небе.
Солдаты, перескакивая с камня на камень, цепочкой потянулись к утесам, на которых уже хозяйничали осетины.
Частая стрельба в ущелье не утихала, по-видимому, куринцы сблизились с мюридами Гамзата, и бой все сильнее разгорался на западных склонах Акуши. Но здесь, на высотах, занятых апшеронцами и грузинско-осетинской милицией, было сравнительно тихо. Редкие, одиночные выстрелы нарушали тишину, да слышались голоса подходивших солдат.
— Ребята, руками не дотянете, обождите, подойдут эриванцы, тогда на веревках втянем наверх орудия, — убеждал солдат пехотный поручик.
— А может, мы сами управимся, — пытаясь оторвать пушку от земли, ответил кто-то.
— Да зачем?.. У эриванцев и веревки, и крючья, и лестницы для перелаза заготовлены.
При слове «эриванцы» Небольсин вспомнил Гостева.
«И он должен быть здесь. Вероятно, майор Кисляков передал ему мое письмо», — подумал капитан и остановился, поджидая показавшихся на тропинке солдат с желтыми погонами.
«Они, эриванцы. Хорошо, если б вдруг встретил Порфирия, — подумал он. — Да где там… Их здесь четыре батальона. Кто знает, какие роты идут сюда, а какие пошли в обход…»
Апшеронцы прошли утес. За скалами грохнул выстрел, другой, и опять все затихло, лишь натруженные солдатские голоса да тяжелое дыхание уставших от подъема людей слышались отовсюду.
— Эриванцы? — спросил Небольсин коренастого унтера, шедшего впереди длинной, вытянувшейся в цепочку шеренги.
— Так точно, они самые, непобедимые! — весело и озорно ответил унтер.
— Не знаешь ли, братец, штабс-капитана Гостева, командира, точно не знаю, какой роты, вашего полка?
— А как же! — оживляясь, сказал унтер. — Нашего батальона, командир девятой роты, а мы, вашскородь, десятой…
Подходившие солдаты, пользуясь случаем, останавливались передохнуть, вслушиваясь в разговор.
— Дак они за нами идут, этой же дорожкой движутся. Вы, вашскородь, обождите тут, они и подойдут со своей ротой…
Громкий выстрел в упор прервал слова солдата.
Небольсин пошатнулся и ничком упал на тропинку.
Из-за выступа скалы выскочил с дымящимся ружьем горец, за ним второй.
— Коли его, бей его, злодея!.. — разом закричали солдаты, и унтер, точно на ученье, с размаху ударил первого мюрида штыком с такой силой, что трехгранное острие выскочило из-под лопатки горца. Второй был заколот тут же.
— От гадина, убил офицера! — пиная еще дергавшегося в конвульсиях горца, сказал унтер.
— А молодой какой, ему и шашнадцати не будет, — с удивлением произнес кто-то из солдат, разглядывая безусое, мальчишеское лицо убитого.
— Их всех кончать надо, что малого, что старого… Сволочь проклятая, сосунок поганый!.. Молоко на губах не обсохло, а они, гляди, какого человека убили, — с ненавистью сказал унтер.
Солдаты все подходили и подходили. Тут были только эриванцы разных рот, смешавшиеся в этом походе.
— Чего случилось? Кто стрелял? — спросил фельдфебель, глядя на лежавших мюридов.
— Да вот, орда офицера нашего погубила…
Подошли и офицеры.
— Кого это?
— Не могу знать! Они только что про капитана Гостева спрашивали, а из-за камней эти паскуды… — начал было унтер.
— Гостев, эй, Порфирий!.. Сюда капитана Гостева! — закричали офицеры.
Сзади, из цепочки подходивших эриванцев, поспешил офицер.
— Я тут… В чем дело? Кому понадобился? — заговорил он, но тут взгляд его упал на лицо лежавшего у дороги человека. — Господи! — закричал он. — Неужели Небольсин?.. Саша, брат мой, друг пожизненный, неужели… — Он замолчал, не решаясь выговорить рокового слова и не в силах оторвать взгляда от бледного, с начинавшими синеть губами лица. — Вот и свиделись… — С рыданием в голосе сказал он.
— Отойдите, господа, в сторону, дайте осмотреть, — появляясь из-за спин сгрудившихся офицеров, произнес запыхавшийся лекарь.
— Антон Ефимыч, друг, родной ты мой, посмотри его… Может, жив будет… — умоляюще просил Гостев.
Все молчали.
Часть солдат медленно тащилась по тропинке вверх, другие дожидались офицеров.
— Навряд ли, — качая головой и поднимаясь с колен, ответил лекарь. — Глядите, какая рана. Его, видно, не пулей, а куском свинца или железа ранили… У этих азиятов есть такие самопалы, что всяким дерьмом да ломом заряжают. Да и место скверное… чуточку повыше сердца. Вряд ли выживет, господин капитан, — с профессиональным равнодушием закончил лекарь.
Порфирий стащил с головы картуз, дико оглянулся по сторонам и скорбно сказал:
— Прощай, браток Саша… Свиделись…
Кругом, обнажив головы, крестились солдаты.
За хребтом грянули выстрелы. Послышались ружейная и пистолетная стрельба, хриплые крики сражающихся.