Сам Пулло за прошедшие годы обрюзг, потолстел и вовсе не был похож на того Пулло, который не так давно, еще при Ермолове, ходил на уничтожение Дады-Юрта. Что-то застывшее, утомленное и апатичное было в его движениях и глазах.
На столе стояли бутыль с кизлярским красным вином, фляга с ромом и невысокие пузатые стаканчики, жареный фазан, сыр, белый хлеб, пышные маслянистые коржики и блюдо с виноградом. Офицеры лениво пили вино, с интересом слушали новости, привезенные князем. Разговор шел о производствах в чины, о награждениях и лишь иногда перескакивал на светские сплетни, которые со смаком рассказывал Куракин.
— А как наш «проконсул»? В Москве еще или уже снята опала? — спросил Пулло.
— Не-ет! Государь не жалует Ермолова, и вряд ли он когда-нибудь будет при дворе, — уверенно произнес Куракин.
— А меж тем я получил письмо от баронессы Медем, она пишет, что встретила Алексея Петровича в Петербурге, — сказал Стенбок.
— Вот как! — удивился Куракин. — Что-то новое, хотя я ведь, господа, из столицы давно. Около месяца был на Кислых Водах да недели три задержался в Ставрополе.
— А что с Голицыным? Правда ли, что ему отняли ногу и что он в немилости? — спросил Стенбок.
— Верно! Его на дуэли ранил штабс-капитан Нека… Дай бог памяти. Да он еще у вас на Кавказе находился… Известный храбрец… Бретер…
— Якубович! — подсказал Пулло.
— Нет. Того я знаю, а этот Георгиевский кавалер, бывший гвардеец, лично известный государю и Бенкендорфу, а также графу Паскевичу.
— Кто же такой? — пожимая плечами, размышлял Пулло. — Может быть, Небольсин? Как же, помню, достойный и храбрый офицер, за Дагестан — Владимир с бантом, за Елисаветполь — Георгий. Его и Алексей Петрович и граф Паскевич отмечали. Как же, знаю Небольсина! Так что с ним, где же теперь этот достойный штабс-капитан?
— Вашсокбродь, разрешите войтить, — чуть приоткрывая дверь, спросил дежурный писарь.
— Входи. Что там приключилось? — недовольно отозвался Пулло.
— Его благородие штабс-капитан Небольсин из Петербурга к вашей милости из крепости Владикавказа.
Пулло поперхнулся глотком вина, Стенбок в изумлении откинулся на спинку стула.
— C’est de la pure sorcellerie[47]
, — пробормотал Куракин, и все трое обернулись к двери.— Зови! — приказал наконец Пулло.
— Impossible à croire![48]
— проговорил Стенбок.В комнату вошел Небольсин.
Пулло шагнул ему навстречу. Офицеры поднялись с мест.
— Господин полковник, штабс-капитан Небольсин, согласно приказания генерал-лейтенанта барона Розена, является в ваше распоряжение, — становясь по стойке «смирно» и придерживая у груди кивер, отрапортовал Небольсин.
— Очень рад встрече, ведь я вас хорошо помню, господин штабс-капитан, по совместной военной прогулке в Дады-Юрт. Познакомьтесь, господа, — любезно сказал полковник. Офицеры раскланялись. — Это хорошо, что опять к нам. Как ваше ранение? — осведомился Пулло.
— Прошло, только иногда чуть ноет место удара кинжалом.
— Чеченцы? Они на это мастера, — тоном знатока шашечного боя сказал Волженский.
— Нет, это было в бою с персиянами, под Елисаветполем, — коротко пояснил Небольсин, подавая пакет полковнику.
Пулло вскрыл его, пробежал глазами и, протягивая обе руки Небольсину, воскликнул:
— Вас с монаршей милостью, господин капитан!
Небольсин чуть повел плечами.
— О, эти милости были уже давно. — И он показал на перстень с алмазами, пожалованный ему Николаем.
— Тем приятнее сообщить вам, что, — Пулло поднес к глазам бумагу, вынутую из пакета, — что милостью государя вы одиннадцатого сего июля произведены вне очереди в чин капитана. Поздрав-ляю! — тряся руку удивленного неожиданной новостью Небольсина, воскликнул Пулло.
И Стенбок, и Волженский, и Куракин одновременно щелкнули каблуками, поздравляя Небольсина.
— «По высочайшему именному повелению штабс-капитан Небольсин Александр Николаевич, откомандированный после выздоровления от ран, полученных в бою с персиянами, на Кавказ для продолжения службы, производится вне очереди в капитаны, о чем надлежит уведомить штаб действующего на Кавказе Отдельного корпуса.
11-го июля 1830 г.
Санкт-Петербург», —
сочно, с видимым удовольствием прочитал Пулло.
— Милости государя императора сыплются на вас, как из рога изобилия, — сказал князь Куракин.
— А теперь по кавказскому обычаю омоем кахетинским и шампанским ваше производство, капитан, — предложил Пулло.
Было видно, что Георгиевский крест, алмазный перстень и производство вне очереди в чин возвысили Небольсина в глазах Пулло и офицеров.