Буканьер

Я стремительно обернулся, вскидывая пистолет. Мулат, смертельно бледный, лежал на кровати в углу комнаты, целясь в меня из пистоля левой рукой. Правая рука оканчивалась забинтованной культёй чуть выше локтя. Лансана похудел и осунулся, но глаза его светились злым торжеством.

— Мне нечего терять, — сказал он. — Так хоть тебя заберу с собой.

По спине пробежал неприятный холодок, будто смерть коснулась меня своим крылом, выжидая, кого из нас забрать. Я целился в него, он целился в меня. Промахнуться на таком расстоянии почти нереально. Одна проблема. Мне нужно взвести курок, а он просто так мне этого не позволит.

— В аду приготовлено место для нас обоих, — сказал я. — Даже если ты меня убьёшь, то не проживёшь дольше десяти минут.

Лансана хмыкнул.

— Ты хочешь жить, Бернар, — произнёс я. — Иначе не добрался бы сюда через джунгли.

Слова достигли цели, я увидел, как по его лицу пробежала тень. Жить он хотел.

— Вы всё равно меня не отпустите, — сдавленно произнёс он.

Пистолет в его руке дрожал, ему было трудно удерживать его на весу.

— Опусти оружие, Бернар, — сказал я. — Я не стану стрелять. Даю слово.

Его рука снова дрогнула. Я видел, как в нём борются жажда жизни, недоверие и ненависть. На лбу мулата выступила испарина, он беспрестанно облизывал пересохшие губы и быстро моргал, пытаясь удерживать меня на мушке.

— Поклянись, — потребовал он.

— Клянусь, — легко произнёс я.

Он уронил пистолет на покрывало. Я подошёл к нему лёгким скользящим шагом и вырвал пистолет из ослабшей руки. Бернар Лансана смотрел на меня со страхом и мольбой в глазах.

— Дай мне воды, — просипел он.

Я убрал оба пистолета за пояс и молча подвинул к нему кувшин, стоящий на прикроватной тумбочке. Лансана неловко поднял его и припал к воде, жадно глотая её, будто не мог напиться, и проливая всё на себя и покрывало.

— Спасибо, — выдавил он, возвращая мне кувшин.

Я кивнул и вытащил нож из-за пояса. В глазах мулата снова появился ужас, и он попытался закрыться от меня здоровой рукой.

— Ты поклялся! Поклялся! — взвизгнул он, сжимаясь на кровати в хнычущий комок, сбивая простыни и дёргаясь всем телом в нелепых попытках сопротивляться.

— Я же сказал. Я не стану стрелять, — холодно произнёс я.

— Ты что, убьёшь калеку? Бог накажет тебя! Ты попадёшь в ад! — заверещал надсмотрщик.

Я усмехнулся и ткнул ножом в грудь мулата, а затем ещё и ещё.

— Я там уже бывал, — произнёс я, вспоминая всё, что пережил в этом ужасном месте.

Спустя какое-то время я вышел из комнаты и увидел Эмильена, который тащил с кухни окорок и бутылку вина.

— Андре! Что случилось? — встрепенулся он. — Ты весь в крови!

Жестом я потребовал у него бутылку и немедленно выпил.

— Это не моя, — ответил я. — У вас всё в порядке?

— Да. Жорж по-прежнему блюёт, а так всё в порядке, — сказал Эмильен.

Я кивнул и вышел в прихожую, куда буканьеры теперь стаскивали добычу, которую складывали горкой под присмотр бледного после сотрясения Жоржа. Среди добычи я заметил коробку сигар, достал одну и закурил прямо в доме. С непривычки дым обжёг мне горло, я чуть закашлялся, но потом всё стало хорошо и спокойно. Я вышел на крыльцо, у которого караулили негры.

Обонга сидел на ступеньках, Муванга стоял, сжимая мушкет.

— Как дела? — спросил я.

— Хорошо, масса, — ответил Муванга. — Радость.

Я кивнул, пыхнув табачным дымом. Сам же я ощущал пустоту, отстранённо глядя на полыхающую казарму. Пожалуй, нам повезло, что огонь не перекинулся на усадьбу. Всё воспринималось как-то равнодушно, казалось таким далёким и незначительным. Я докурил сигару, неторопливо прошёл к бочке с водой, умылся, удивляясь, сколько крови на моём лице и руках. Рубаха промокла от крови насквозь, и я без сожаления её выбросил.

Негры вытаскивали из амбаров и сараев жратву, рядом с кузницей развели большой костёр, на который уже поставили котёл. Теперь, когда первоначальное безумие битвы прошло, негры радостно пели о славной победе и о далёком потерянном доме, в который мечтали вернуться. Вокруг костра подскакивали в воинственных плясках самые удалые из негров, чёрные тени метались вокруг, отскакивая от мерцающего пламени. Один из них бил в импровизированный барабан, сделанный из ведра, но ритм, который он отбивал, глухо отвечал сердцебиению каждого из танцующих и отзывался во мне где-то в глубине души, в её самой древней, первобытной части. Словно бы сейчас вершилась таинственная мистерия, захватывающая каждого, и участника, и случайного наблюдателя.

Пляски негров буквально излучали кровожадность, как литания кхорнита, ода винтовке, речь диктатора на трибуне. Ниггеры потрясали оружием в воздухе, со свистом рассекали воздух взмахами, утробно рычали, кричали, пели. Воздух был наэлектризован до предела. Я завороженно смотрел на происходящее, борясь с желанием присоединиться к безумной пляске.

Наконец мне удалось стряхнуть наваждение и я поднялся обратно на крыльцо. Муванга и Обонга тоже во все глаза наблюдали за соплеменниками, и я видел в них подавленное желание присоединиться.

— Вы смелые воины, — произнёс я. — Ступайте к ним.