Простреленный рукав пришлось безжалостно отрезать, несмотря на возражения Эмильена, что это новая рубаха и он бы лучше её снял. Из раны торчали нитки и кусочки ткани, которые нужно было обязательно вытащить. Иначе инфекция, нагноение, сепсис, смерть. В таком климате любая инфекция в ране могла убить. Я щедро плеснул рома из фляжки прямо на рану, а потом на нож.
Тут уже Эмильен стона не удержал, а я подумал, что было бы неплохо раздобыть себе комплект хирургических принадлежностей, раз уж в этом времени только я имею представление о санитарии и гигиене, и моё лечение будет ничуть не хуже любого профессионального вмешательства местных коновалов.
— Зажми лучше зубами что-нибудь, — посоветовал я и протянул ему торчащий кусок ремня.
Бледный и дрожащий буканьер стиснул его зубами. Липкие от пота волосы облепили его побелевшее лицо, теперь ещё больше контрастирующее с чёрной бородой.
Я запустил острие ножа в рану, Эмильен издал короткий сдавленный стон. Нужно было вытащить всё, даже самые мелкие обрывки и нитки, и без пинцета это было непросто. Даже несмотря на то, что входное отверстие оказалось довольно большим. Я не хотел, но пришлось помогать себе пальцами, на которые я тоже полил ромом.
— Повернись, — приказал я.
С другой стороны рана была вполне чистой, и ковыряться там не пришлось. Теперь нужно было зашить рану, благо, нитки с иголками были у каждого из нас, при походе через джунгли чинить одежду приходится регулярно. Кипятить иголку с нитками не было времени, поэтому я просто бросил их во фляжку, немного побултыхал там и вытащил, надеясь, что этого хватит для дезинфекции.
Рану я зашивал без изысков, обычным портняжным швом. Эмильен постоянно косился на меня, я постоянно требовал его отвернуться. Мне так было проще работать, да и его борода, если он поворачивал голову ко мне, норовила ткнуть в прямо в рану. Я зашил входное отверстие и принялся зашивать выходное.
— Эй, уходить пора! — раздался снизу голос Рябого. — Мы всё собрали, лошадь запрягли, можно ехать!
— Ждите! — отозвался я.
Работать в спешке я никогда не любил. Что уж говорить про зашивание раны. Она и так получится не слишком красивой, и даже если всё обойдётся без заражения, в чём я сильно сомневался, у Эмильена всё равно останутся два уродливых шрама.
Я зашил второе отверстие, обрезал нитки и внимательно осмотрел рану с обеих сторон. Оставалось только забинтовать, но стерильных бинтов или хотя бы кипячёных тряпок, само собой, тоже не было, и я замотал рану тем же обрезанным рукавом.
— Жить будешь, — произнёс я. — Вечером покажешь.
Эмильен часто-часто закивал. Я встал, помог ему подняться, снял жгут и забрал оба мушкета. Феб радостно скакал вокруг меня и я потрепал собаку по голове. Мы втроём спустились на дорогу. Я бросил быстрый взгляд на Обонгу, который тоже считался пострадавшим, но негр всего лишь расцарапал себе лицо ветками, а несколько мелких ссадин заживут и без моего вмешательства.
Телеги уже развернули, мёртвых испанцев сбросили вниз по склону, в кусты. Туда же оттащили и подстреленную лошадь, и о случившемся сражении теперь свидетельствовали только бурые пятна крови на жёлтой земле.
Я прошёлся вдоль захваченных телег. Лошади нервно переступали с ноги на ногу, и я погладил каждую, пытаясь успокоить хоть немного. Одна из лошадей оставалась осёдланной, и я раздражённо снял с неё седло и потник.
— Зачем седло оставили? — спросил я.
Французы пожали плечами.
— Увидит кто — вопросы возникнут, — сказал я.
— Уходить отсюда надо, — сказал Рябой. — Не приведи Господь, кто по дороге пойдёт, увидит нас тут…
— Что в телегах, проверили? — спросил я.
— Две телеги пороху, в третьей — мушкеты, всё как обещано, — произнёс Шон.
— Прелестно, — хмыкнул я. — Ну, поехали. Рябой, ты дорогу знаешь?
— Знаю, — отозвался тот. — Направо повернуть надо, не доезжая до Сан-Фелипе.
— Муванга, сходи до лагеря, принеси оставшееся, — приказал я.
Негр быстро взбежал вверх по склону и вскоре вернулся с нашими пожитками, которые мы тут же распределили среди груза.
Мы расселись по телегам. Я забрался на первую, рядом с Жаком, который взял поводья. На эту же телегу, только сзади, уселся Эмильен, откинувшись на мешки с порохом. Править второй вызвался Робер, к нему сзади забрался Обонга. Шон и Муванга уселись на третью телегу, а сзади караулил Жорж, замыкая нашу процессию. Феб бегал между повозок, для порядку погавкивая на лошадей.
— Ты, значит, ещё и лекарь? — хмыкнул Рябой, когда мы тронулись.
— Ну, вроде того, — пожал плечами я.
Не рассказывать же ему, что всё моё медицинское образование — это пара детских энциклопедий, прочитанных ещё в дошкольном возрасте, курс ОБЖ, голливудские боевики, где Рэмбо в подробностях зашивает себе руку, и здравый смысл.
— И прям болезни знаешь? Лечить умеешь? — допытывался Рябой.
Я уже догадывался, что он хочет спросить.
— Смотря какие, — сказал я. — Если с конца капает, то такие не лечу.
Рябой хмыкнул, подёрнул плечами, будто подстёгивая лошадь, и больше ничего не сказал.