…В общем, экскурсия не принесла ничего неожиданного. Поль уже скорректировал первичное представление, и был готов увидеть в жилом комплексе — технологичную инфраструктуру, на медпункте — современное поликлиническое оборудование (хотя, похоже, пиратское), а в промзоне — роботизированные цеха, как в продвинутой части Восточной Азии. Только тут работники (очень немногочисленные — по причине уже упомянутой роботизации) были не азиатами, а в основном западноевропейцами. Как подсказывал здравый смысл – это или будущие аргонавты, или группа поддержки. В общем, Поля Тарена всерьез удивила только детская площадка. По сути это была не площадка, а учебно-развлекательный парк для детей примерно от нуля до десяти лет. Разделение по возрастам — отсутствовало. Одежда на детях тоже отсутствовала. Как, впрочем, и одежда на парочке сравнительно взрослых молодых людей, которые тут выполняли функции младших преподавателей, и играли вместе с этими детьми. Или, возможно, не только играли, но и учили. Майор-комиссар решил задержаться там, и поговорить с кем-то из старшего персонала. Бригадир Шусто не возражал, запросто познакомил гостя с дежурным менеджером: некой энергичной 30-летней шведкой, и невозмутимо пошел курить за ворота детской площадки.
Дежурного менеджера звали Люкке Улссон, и она отнеслась к гостю с нескрываемой настороженностью, хотя предложила ему место в шезлонге под навесом и чашку чая.
— Я слушаю вас, офицер, — сказала она, усевшись в шезлонг с другой стороны легкого складного столика.
— Интересно у вас тут, — сказал он, окинув взглядом разнокалиберную стайку детей и подростков, которые резвились в полосе пляжа и в воде.
— Смотря кому, — коротко отозвалась Люкке.
— В данном случае, мне, — пояснил майор-комиссар, — я вижу, тут примерно половина молодняка – школьного возраста. Странно, что они не учатся в такое время.
— Офицер, вы что, намерены консультировать меня насчет детей?
— Нет, наоборот, я хотел бы послушать, что вы скажете насчет детей.
— Что конкретно и в каком объеме изложения интересует вас? – спросила она.
— Например, — сообщил он, — интересует соответствие здешней школьной программы единым стандартам среднего образования Евросоюза.
— Офицер, эта территория не входит в Евросоюз.
— Да, я знаю, однако, у этих детей, насколько я знаю, есть гражданство Евросоюза.
— У этих детей есть мамы, — жестко отрезала шведка-менеджер.
Майор-комиссар с сомнением покачал головой.
— Понимают ли мамы, что здешнее нестандартное образование закроет детям путь к нормальной жизни в Евросоюзе, если они решат вернуться туда?
— У вас и у них, — ответила Люкке, — разные представления о нормальной жизни.
— Но, — сказал он, — у детей должна быть возможность выбора, когда они вырастут.
— Да, офицер. Это мы объясняем детям начиная с пяти лет.
— Что вы объясняете, мисс Улссон?
— То, что вы сказали, офицер. У человека должна быть возможность выбора. Где нет возможности выбора, там нет жизни, достойной человека.
— И что, по-вашему, в Евросоюзе у человека нет возможности выбора?
— Что ж, — Люкке усмехнулась, — поищем. Человек там рождается, как обуза для своих родителей, особенно для матери. Проблема, созданная от непонимания последствий.
— Мисс Улссон, вы считаете, что в Евросоюзе не бывает желанных детей?
Шведка сделала глоточек чая, и ответила:
— Бывают, но лишь как статистически нетипичный случай. Зная об этом, государства Евросоюза собирают налоги на поддержку молодых родителей, потому что иначе не получит следующее поколение подданных. Так вот, человек рождается, как обуза. И родители сплавляют его в детское учреждение, едва это становится возможным. Там никакого выбора нет. Маленького человека унифицируют, и лепят из него существо, послушное приказам, боящееся вызвать неудовольствие начальства, следовательно — удобное для государства. И это продолжается до совершеннолетия. Цирковых зверей дрессируют гуманнее. А дальше их ждет монотонная не особо напряженная работа, лишенная индивидуального смысла. Они, подражая старшим, обрастают ненужным имуществом, купленным в кредит автомобилем, и квартирой по ипотеке. Опять же, подражая старшим, они обзаводятся семьей и детьми — такой же обузой, какой сами являлись при рождении. Ради этой обузы, они вертятся, как белки в колесе, вот так проходит середина жизни: между нехваткой денег и нехваткой времени. Затем дети начинают самостоятельную жизнь, повторяя тот же бессмысленный цикл. А старшее поколение, пережеванное системой, выбрасывается на пенсию, доживает, не нужное никому, даже самим себе, и статистически известно, когда оно освободит жизненное пространство. Нет никакого выбора для человека. Такова концепция государства. Вы можете попытаться рассказать иначе, а я послушаю, что у вас получится, офицер.
— Мисс Улссон, вы с самого начала поставили все с ног на голову. На самом деле, вы упустили, то, насколько благополучнее стала жизнь благодаря цивилизации Европы.