Мужчина задумался. Понимала ли Сибил, какие перемены грядут в её собственной семье, когда отказывалась бежать с ним в каждый из тех разов, когда он предлагал это ей? Он обижался тогда и, к собственному стыду, даже считал её гордячкой, не способной расстаться с богатством Даунтона и влиянием своей семьи ради любви, но не был ли он сам тогда дураком, ослеплённым гордыней, оскорблённым отказом? Сколько раз в его голове рождалась мысль бросить работу в Даунтоне и уехать, и никогда больше не слышать ни о ком из Кроули! И только невероятная, неподвластная голосу разума и голосу обид, удивительно сильная любовь к этой девушке заставляла Тома оставаться там и ждать, и надеяться. Он крепче сжал руку Сибил, словно опасаясь, что какая-то буря, налетев, упав вдруг с чистого осеннего неба, оторвёт от него невесту.
- Значит, мне повезло, - уже мягче улыбнулся он.
Девушка улыбнулась ему в ответ. Некоторое время они шли молча, наслаждаясь обществом друг друга и редким для Дублина погожим днём. Но вскоре на улицах стала заметна какая-то суета, и до их ушей донёсся неясный гул. Том нахмурился, но промолчал, а Сибил, прислушавшись, спохватилась:
- Мистер Бэксвелл сегодня заходил к нам, чтобы поговорить с медсёстрами и санитарами, - она сказала это так, словно это было чем-то значимым.
Том непонимающе взглянул на неё.
- Ну и что?
- Конечно, обычно заведующий не делает этого. Сегодня он просил нас… - она нахмурилась, припоминая, - …быть готовыми до позднего вечера. Быть готовыми вернуться в больницу, я имею в виду. Он сказал, что сегодня наша помощь может понадобиться ему как никогда, и мы все должны прибыть как можно скорее, если он пришлёт кого-то с вестями. Больше он ничего не сказал, но и этого хватило, чтобы встревожить нас. Что происходит, Том?
Он посмотрел туда, откуда раздавался шум. Эти звуки пока ещё сдерживаемого недовольства и одновременно самоуверенности были хорошо ему знакомы. Как и Адаму Бэксвеллу, вероятно, если он считал, что больнице могут понадобиться все рабочие руки, какими она может располагать. Дублину это не сулило ничего хорошего.
- Том! – Сибил, которую его молчание встревожило ещё больше, ощутимо дёрнула его за рукав.
- Митинг. Давно их не было, но так не могло продолжаться долго… Идём. Нам нужно пересечь площадь как можно быстрее, - и он поспешил вперёд, увлекая невесту за собой.
Конечно, он не повёл бы Сибил ни на одно подобное собрание, даже если бы она попросила, но их путь лежал как раз мимо площади, на которой собирались недовольные, и обойти это многоголосое чудовище не представлялось возможным. Всё, что он мог, это миновать опасный участок города до того, как толпа вспыхнет агрессией и безумием. Пасхальное восстание* не было кульминацией народного недовольства, как надеялись власти, а было лишь увертюрой к чему-то куда более масштабному и кровавому. Дублин и всю Ирландию сотрясали мелкие, но непрекращающиеся столкновения повстанцев с войсками короля и местными властями, и даже великая война, в которой ирландцы и англичане воевали, умирали и побеждали бок о бок не примирила их. Когда-то и сам Том не пропускал ни единого митинга, не упускал ни единой возможности подрать глотку, потолкаться, быть может, подраться и тем самым высказать свою точку зрения. Прежний Бренсон со всех ног спешил бы туда, Бренсон нынешний надеялся лишь вовремя унести ноги.
Они выбрались на площадь, и тотчас толпа поглотила их. Никто в этой толпе никого не слушал, и в этой толпе было столько же идей, столько же точек зрения, сколько и людей, но эта масса людей, казавшаяся цельным организмом, завораживала. Том видел, как горели глаза Сибил, как она внимала каждому слову, летевшему с трибуны над толпой, – живой натянутый нерв, пульсирующий в такт с каждым из сотен сердец на этой площади. В очередной раз Бренсон убедился в том, как близко ей всё то, чем жил он сам. И сейчас он любил эту девушку ещё больше, если такое вообще возможно.