— А вот и за так! Хахаль у нее — богач! Соньку нашу взял на содержание. Теперь она на резинах ездит, как сыр за масло катается. В шелк одета. Да и молодой, говорят, красивый, не старпер какой болезненный, а фраер в самом соку! А ты говоришь: артист, артист! Холоймес этот твой артист, как за химины куры холоймес… Фуфло!
— Да ты что! И как это Сонька успела так быстро?
— А вот успела! Ты же знаешь — когда в одном месте за бабки горит, все за быстро делается! Так шо в шоколаде наша Сонька, да еще с мармеладом!
— Кто же он такой? — Тане действительно было любопытно, ведь совсем не такого рассказа ожидала она о судьбе Соньки Блюхер.
— Слухи разные ходят. В точности не знает никто. Но я кое-что кумекаю, — Туча заговорщически понизил голос, — и вот шо я тебе за это дело скажу. Хозяина она нового нашего окрутила.
— Какого такого хозяина? — не поняла Таня.
— А вот такого! Того самого, кому Тофик продал кабаре.
— Да кто он такой? Ты хоть раз его видел?
— Видел. И ты скоро увидишь. Он сегодня сюда придет.
— Вот любопытно! И это он взял на содержание Соньку Блюхер?
— Я так кумекаю, шо он.
— Так Сонька же поганая… — Таня не особо верила в слова Тучи, но за свою бурную жизнь видела и не такое.
— Может, и поганая. Да не для него. Вон он стоит. Явился, только вспомнили. Глядь — в дверях.
Таня обернулась. Привстала с места, затем тяжело осела на стул. Все в душе ее помертвело, и на какое-то мгновение ей показалось, что она потеряет сознание. Но этого не произошло.
В дверях стоял… Володя Сосновский. Новым владельцем кабаре был Володя Сосновский, и он смотрел на нее.
Глава 10
Двор на Косвенной улице был самым обычным двором на Молдаванке. Вместе с улицей он находился как бы под уклоном — предпоследний дом по улице, спускающейся к Балковской яме, был скошен вместе с лепившимися друг к другу двухэтажными хибарами из ракушняка.
Двухэтажными были только фасадные флигели, стоящие с улицы. Бывший владелец домов во дворе давно сбежал от разорения куда-то в Бессарабию. Но до того, как дела его, как и дом, пошли под откос, он очень старался соблюдать полную видимость внешних приличий. Он хотел придать хаотичным, скошенным курятникам видимость приличного доходного дома. А потому, не скупясь, побелил и отштукатурил фасад.
Но стоило зайти внутрь, собственно, в сам двор на Косвенной улице, как внешние приличия слетали, как листья осенью. Двор представлял собой хаотичную застройку из покосившихся, разломанных хибар, слепленных на скорую руку из глины, досок и осколков ракушняка.
Вместо настоящих стекол во многих окнах была вставлена фанера, крышу часто утепляли с помощью старых газет, а по двору невозможно было пройти, не зная проходов, в которых мог ориентироваться только местный житель, с Молдаванки. И в этом муравейнике (вернее клоповнике) продолжали жить люди, да еще и платить за это арендную плату, считая, что им повезло — жилье ведь с комфортом. И действительно — по сравнению с остальными домами Молдаванки и расположенной поблизости Бугаевки двор по Косвенной был еще хоть куда.
Как и во всех одесских дворах, находящихся недалеко от центра, здесь был вход в катакомбы, которые местные жители изрыли на подземные хранилища-мины, держа в них нехитрые припасы и вино. Владелец доходного двора на Косвенной вознамерился устроить обширный погреб, а потому влез в ход и так принялся рыться в катакомбах, что последствия не заставили себя долго ждать. Строительство погреба, затеянное владельцем, было как выстрел из пушки по сравнению с детским лепетом самовольных подкопов жильцов-бедняков. И пушка действительно бабахнула.
Произошел мощный обвал, который не только завалил самодельный погреб, но и снес несколько дворовых хибар. К счастью, это произошло днем, и обитатели хибар были на работе на фабрике, поэтому никто не пострадал.
Когда стало ясно, что восстановить катакомбы невозможно, владелец двора заколотил злополучный ход досками и запретил всем жильцам рыться под землей. На месте хибар построил новые, еще более тесные, в которые заселил еще больше жильцов. А заколоченный досками вход в катакомбы остался как бельмо на глазу у всех обитателей двора.
Поначалу только местные дети пытались заглядывать под доски и что-то различать в темноте. Затем и детям наскучило это занятие. И больше никто не обращал внимания на доски, вбитые в проходе между двумя хибарами в глубине двора. И даже когда владелец двора разорился и тайком бежал от долгов, а у хибар появился новый владелец, жители не вспомнили про злополучные доски. До катакомб им не было никакого дела, они давно привыкли жить над подземным городом и мириться с его существованием. Для одесситов катакомбы никогда не являлись диковинкой, как для жителей других городов.