Похоже, всунули его с трудом, потому что о стенки узкого шкафчика поломались несколько цветков. В этот раз были только осенние цветы — астры и хризантемы. От яркого многоцветия рябило в глазах. Белые, розовые, красные, фиолетовые астры, желтые, белые, розоватые, голубые хризантемы, изящные остролистые японские хризантемы нежно-сиреневого и ярко-багрового оттенка… Если бы Таня увидела эту красоту где-то еще, она ни за что бы не прошла мимо такого великолепия! Затаив дыхание, она остановилась бы возле такого букета, чтобы смотреть и смотреть.
Но здесь и сейчас эти цветы вызвали у Тани такой панический ужас, что у нее буквально остановилось дыхание. В чувство привела только мысль о грядущей катастрофе — с минуты на минуту в помещение может войти кто угодно, обнаружить цветы, а заодно и платье, которое она не успела повесить в шкаф.
Таня быстро сорвала с себя длинный шарф, тщательно замотала цветы и запихнула на их место платье. Закрыла задвижку. После этого схватила охапку и бегом ринулась вниз по лестнице. Она пролетела мимо швейцара как метеор и перевела дыхание только возле ближайшей мусорной свалки на задворках театра в переулке. Ее жгло жуткое желание поскорее избавиться от цветов. Таня выбросила цветы с дрожью в руках. Когда она вернулась обратно, ее сорочку можно было выжимать от липкого, ледяного пота.
Глава 12
Две маленьких девочки лет семи, изображавшие ангелочков, одетые в белые кисейные платья с пышными крыльями за спиной, стояли по бокам мраморной лестницы, ведущей наверх. Девочки выглядели очень мило. Их белокурые волосы были заплетены в две косички, а пушистые, с настоящим белым пухом крылья были такими большими, что казалось — еще мгновение, и они взлетят. Дети раздавали дамам белые розы. Выглядело все очень душевно.
Получив свою розу, Таня подобрала пышные юбки и стала подниматься на второй этаж. Ее бежево-коричневое платье, отделанное золотыми кружевами, выглядело роскошно и смотрелось гораздо дороже туалетов других дам. Было странно и смешно думать о том, что этот шикарный наряд (на который сразу же с завистью стали оглядываться) не привезен из Парижа или из другой европейской столицы, а появился в самом сердце Молдаванки, где, в убогой лачуге, склонившись под чадящей керосиновой лампой, старая портниха приторочила к мягкой тафте драгоценные золотые кружева…
Впрочем, портниха была в курсе новинок, так как поставляла свой «паленый» товар во все самые дорогие салоны города. Поэтому она полностью скопировала актуальную парижскую модель из последнего модного журнала.
Таня поднималась по лестнице с замирающим сердцем, стараясь сдерживать взволнованное дыхание. Думала о том, что Майорчик должен был быть уже где-то в толпе, в зале, так как приехал раньше. Это придавало ей спокойствия — мысль о том, что не одну ее бросили в пасть льву. А лев был грозен. Во дворце находилось слишком много солдат в самых разных мундирах: тут были и гайдамаки, и белогвардейцы, и германцы. Бряцание их сабель раздавалось даже внизу, в холле. Солдаты окружали всех, кто поднимался по лестнице, и внимательно рассматривали гостей. Кое-кого они даже останавливали и проверяли пригласительные. Впрочем, Таня их пристального внимания не удостоилась. Одинокая женщина в роскошном вечернем наряде никому не могла показаться опасной. И если и пялился на нее какой-нибудь солдат, то как на женщину, а не на подозрительную особу. Японец оказался прав: сунувшись в это осиное гнездо, Таня не вызывала подозрений, потому что за десять миль в ней можно было увидеть знатную даму — со всеми ее повадками и аристократическими манерами.
Пригласительные гостей проверяли наверху, после этого бравый офицер с закрученными усами и массивной саблей, угрожающе топорщившейся на боку, провожал приглашенного к губернаторской чете, встречающей прибывших у самого входа в зал. Едва пробежав глазами пригласительный Тани, офицер лихо отдал ей честь (взмахнув при этом рукой так, словно собирался ее ударить), щелкнул каблуками и также отвел к губернатору с женой.
— Мадам баронесса фон Грир, — браво отрапортовал он и ушел встречать следующих приглашенных.
Губернаторская жена была тучной, туго затянутой в корсет, с узкими губами, сжатыми так, что они сливались в одну сплошную красную полосу, и со злыми, бегающими глазами, которые шарили по всем сторонам, не задерживаясь на лице того, кто стоял перед нею. Жесткий корсет ей ужасно мешал — это было понятно по ее тяжелому, с присвистом, дыханию и красным пятнам на лице. И эта неприятная, отталкивающая внешне особа была вся увешана бриллиантами, переливаясь, как рождественская елка. Они были у нее в ушах, на груди, в волосах, на запястьях, на пальцах… У Тани против воли алчно загорелись глаза.
При появлении молодой девушки жена губернатора нахмурилась (Таня ей не понравилась), зато сам губернатор был сплошная любезность.