Саше действительно достаточно было полтинника — именно столько стоил фужер портвейна в баре, который также входил в зону его обслуживания. Правда, допускался туда Саша исключительно с черного хода и не дальше подсобки. Буфетчица Тоня рисковала иметь неприятности от начальства, но портить отношения с Сашей не хотела, потому как мог он озлиться, и тогда самой бы пришлось ворочать тяжеленные ящики с бутылками. И потом. Тоня просто по-бабьи жалела Сашу. Говорят, считался он раньше у себя на селе знатным механизатором, в областной газете даже был запечатлен однажды, книжки любил читать, в вечернем техникуме учился, а вот сошел с круга. И совхоз его выгнал и жена. Кому ж такой алкоголик нужен! Правда, санитарка Поля, они с Сашей из одного села, объясняла, что запил-то Саша после того, как супружница хахаля на стороне завела, а сейчас она вроде как по четвертому разу замужем. Так ли, по-другому, только ведь пацанка у них есть, дело ли ребенку без отца. И Тоня, наливая очередной фужер для Саши, горестно вздыхала и, очевидно из сострадания, уменьшала дозу граммов на двадцать…
Вот при каких обстоятельствах познакомился Харитонов с черным псом, его нескладной подругой и малосимпатичным пьяницей Сашей. Потом целую неделю он не встречал никого из них, хотя прогулки, как и обещал себе, совершал регулярно и подолгу. Видно, Саша отвадил-таки собак от санатория, а сам, будучи исконно сельским жителем, предпочитал без крайней надобности не высовываться на мороз, а сидеть в тепле, хотя бы в той же Тониной подсобке. Поэтому, когда, завершая очередной послеобеденный моцион, Харитонов наткнулся на черного пса, он искренне подосадовал, что не прихватил ничего съестного, тогда как в первые дни, вставая из-за стола, обязательно завертывал в салфетку и клал в карман пару кусков колбасы или даже сосиску, надеясь приветить меньших наших братьев, но те все никак не попадались по дороге, и приходилось съедать припасы самому…
Остановившись метрах в пяти от человека, пес вопрошающе посмотрел на него.
— Честное слово, у меня ничего нет, — начал оправдываться тот, — я же не знал, что встречу тебя здесь.
Пес пренебрежительно махнул хвостом: на нет, мол, и суда нет, и стал деловито обнюхивать снег.
Что ни говори, а он был красив. Похож на овчарку, но чуть поменьше ее, и шерсть подлиннее — вся черная, только на груди белый треугольник да кругляшки бровей коричневые; пушистый хвост, заканчивающийся седой кисточкой, плавно опущен вниз, а это вроде бы свидетельствует о благородном происхождении. Харитонов совсем не разбирался в породах собак, но вот отложился в памяти когда-то услышанный разговор, что если задирает псина хвост трубой, значит, кто-то из ее предков согрешил на стороне.
Видя, что ему, кажется, нечего ждать от толстяка, пес собрался было уже бежать дальше, как вдруг услышал: «Эй, Джек!» Это имя ничего не говорило ему, но по интонации он понял, что обращаются к нему.
— Эй, Джек! — действительно закричал Харитонов, обнаружив в кармане пиджака кусок сахара. (В памятке для диабетиков, которую ему вручили в поликлинике, было написано, что больной обязательно должен иметь при себе что-нибудь сладкое на случай неожиданного приступа.) Почему он назвал пса Джеком, Харитонов не смог бы объяснить, просто надо было как-то его поманить, но не станешь же кричать: «Эй, собака!».
Черный пес обернулся. Толстяк протягивал ему руку, на ладони лежал маленький кусочек еды — это он сразу учуял. Пес сел. Нет, к человеку он не подойдет, мало ли что у того на уме. Так он и сидел минуты две, не в силах сдержать слюни, которые помимо его воли вызывал вид съестного. Первым все-таки не вытерпел толстяк, он положил белую еду на землю и отступил на несколько шагов назад. Тогда пес, глядя не на сахар, а на человека — вдруг здесь подвох какой? — подошел к угощению, стал его тщательно обнюхивать. Ему был знаком вкус сахара. Это, конечно, не мясо, которое он уже и забыл, когда ел в последний раз, и не хлеб даже, так баловство одно, но все-таки пища.
— Что же ты, Отелло этакий, — присев на корточки, ласково приговаривал Харитонов. — А, псина, слышишь? Что ж ты других собак обижаешь? Нехорошо быть таким ревнивцем…
Пес вдруг ощерился, зарычал, схватил сахар и, что есть духу, рванул назад по аллее.
— Красавице своей понес подарок, — услышал Харитонов над собой хрипловатый голос.
Харитонов смутился, ему было очень неловко, что его, взрослого дядю, довольно-таки тучного и как-никак занимающего определенный пост, застали разговаривающим с какой-то бродячей собакой.
Он встал и увидел того самого выпивоху грузчика.
— Как отдыхается? — для начала вежливо спросил Саша, который, кажется, снова не прочь был поговорить.
— Спасибо, не жалуюсь, — все еще злясь на себя за то, что ударился в сантименты, хмуро ответил Харитонов.