Букет красных роз

К Сергею Петровичу можно было пройти и коридорами через три лестничные площадки, но на одной из них, предупредила Тамарочка, шел ремонт, и, чтоб не запачкаться ненароком, Борис Павлович спустился вниз, обогнул здание и вошел в подъезд, вывеска на котором была чуть помонументальней, чем на том, из которого вышел.

Сергей Петрович встал из-за стола, пожал ему руку:

— Устраивайся поудобней, разговор может получиться долгим.

«Снова Госплан нас за горло берег», — подумал Борис Павлович.

— Знаешь, Борис, мы с тобой старые друзья, — после длительной паузы начал Сергей Петрович, и Борис Павлович понял, что Госплан тут ни при чем. — Так вот, разреши, я без всяких там экивоков буду говорить прямо. Ты из-за какой-то юбки потерял голову и делаешь глупости…

Борис Павлович знал от Натальи Алексеевны, что сплетни об их отношениях ходят в коллективе, но относился к ним с брезгливой снисходительностью и никак не мог предположить, что, даже если они и дойдут до руководства, оно придаст им серьезное значение. Поэтому он был не подготовлен к такому разговору и растерянно молчал, даже не возмутившись, что Сергей Петрович так пренебрежительно охарактеризовал его чувство.

— До меня кое-что уже доходило, — продолжал Сергей Петрович, — но я решил, с кем не бывает, перебесишься, а ты наоборот, чем дальше, тем, извини, чуднее становишься. Вот уже заявления на тебя пишут. — Он взял со стола лист бумаги, почти целиком исписанный мелким убористым почерком.

— Мельников, что ли? — сообразил Борис Павлович. — И он еще жалуется! Да его, алкоголика, гнать с работы надо!

— Пока не советую, — строго сказал Сергей Петрович. — Ты сам ему дал очень хороший козырь. Зачем ты вместо него вписал на премию эту Иванченко?

— Вот в чем дело? — гнев захлестнул Бориса Павловича. — Ну, и негодяй же!

— Пусть он и негодяй, ваш Мельников, — все так же строго проговорил Сергей Петрович, — но придется заткнуть ему рот этой премией, а то ведь вынесет сор из избы. И я тебе тогда не завидую. Хорошо, что сейчас все замкнулось на мне, а если б он подбросил эту бумажку кому другому?

Борис Павлович понурил голову и признал про себя, что Сергей Петрович, к сожалению, прав. Как, впрочем, права была и Наталья Алексеевна, когда говорила, что глупо афишировать их отношения.

— Ну, если тебе позарез надо было, чтоб она получила премию, — уже смягчившись, сказал Сергей Петрович, — так сделать бы, чтобы предложение исходило от начальника ее отдела. И тогда не было б никаких разговоров. Или у тебя с ним нелады?

— Я просто не подумал, — пробормотал Борис Павлович.

— Действительно, здорово она вскружила тебе голову, — голос Сергея Петровича звучал совсем уже дружески. — А в нашем возрасте разные там сильные страсти чреваты большими неприятностями. Я, конечно, понимаю тебя. Лариса болеет, а ты вон еще какой молодец!..

«Ничего ты не понимаешь, — горько думал Борис Павлович, — это же моя последняя любовь».

… — И все же прошу, Борис, если не можешь порвать с этой женщиной, то сделай гак, чтобы больше никаких сплетен. Еще и вот почему. Наш старик, кажется, зашатался. И если я займу его место, что, понимаешь, не исключено, в этом вот кресле хотел бы видеть тебя…

Можно считать, что здесь, собственно, и закончился заслуживающий внимания период их любви.

* * *

Недели две Наталья Алексеевна не могла простить Борису Павловичу то, что он, ни слова не сказав ей, поставил ее в глупейшее положение с этой злосчастной премией, сделал объектом насмешливых взглядов, гнусных шептаний за спиной. Но вот как-то совершенно случайно столкнулись они на лестнице, когда кругом никого не было, и она непроизвольно замедлила шаг, а у него на секунду защемило сердце. Остановились, поздоровались, сказали друг другу что-то незначащее и разошлись. После этого они снова стали встречаться.

Встречаются по средам, а если Борису Павловичу позволяют обстоятельства, и в субботу, на квартире у Александра Михайловича Метлова. Тот года на полтора отбыл в Новосибирск добывать диссертацию по социологии.

— Нет, пока есть возможность, надо уходить в науку, убежденно говорил он Борису Павловичу и Вертелю, когда расписывали прощальную пульку. — Ну, еще профсоюзы ничего, а ведь на нашей советской работе да и на хозяйственной, партийной, сломать шею очень даже просто. А социология — это какой же умница ее выдумал! — минимум умственных затрат и, пожалуйста, жуй бутерброды с икрой!