Букет незабудок

– Сам Останин! Живой классик! Легенда! Что делали? О чем говорили?

– Да так, ни о чем конкретном, шампанское полусладкое пили.

– Шампанское в котельной! – Романтика!!!

– Какая еще романтика? – пытаюсь охладить не в меру раздухарившегося собеседника. – Мы же не вдвоем бутылочку уговорили. Человек пять было.

– А кто?

– Друзья Бориса.

– Он познакомил тебя со своими друзьями?! Ты вошла в элиту! Твоя литературная судьба решена!!!

Господи, какие эмоции! Представляю, что бы с ним приключилось, поведай я, что мы с Останиным еще и детей хотели перезнакомить. Ровесники они. Наверное, от избытка впечатлений крыша бы поехала.

В английском языке карта туза носит название «ace», от старофранцузского слова «as» – «единица». Изначально, так и было, туз стоял на самом незначительном месте, мелочь, как презрительно сказала бы моя дочь. Однако, туз интересен именно тем, что постепенно он из положения ниже некуда сделался главной картой колоды. Игроки в покер или блэк-джек, к примеру, рассказывают, что у них в игре сам игрок волен определять значение туза, будет ли он доминировать в колоде, или довольствоваться последним местом.

Как ни странно, на продвижение единицы – туза вверх, повлияла французская революция, когда туз стал ассоциироваться с человеком, который, родившись никем, может подняться над венценосными особами и диктовать свою волю королям. Приблизительно с того же времени слово «ас» начали применять к людям, достигшим степени мастерства в том или ином роде деятельности.

На очередной выставке на Пушкинской, 10 молодой человек, захлебываясь эмоциями, почти кричит в трубку:

«Представляешь, буквально только что видел живого Ковальского! Правда!»

Я поворачиваюсь к нему, громко шипя прямо в счастливую физиономию:

«Ковальского. Ага. Во плоти».

Очередь из приглашенных писателей-журналистов возле столика толстой администраторши на входе перед очередной книжной выставкой в «Ленэкспо».

Тетка сверяет фамилию со списком, вытаскивает из прозрачной папки мой бейдж.

– Статус?

– Писатель.

– Писатели бывают разные? Вы, например, что пишите?

– Исторические романы.

– Вот так и запишем: «исторический писатель». Следующий?

– А она еще фантастику сочиняет, – вылезая из-за моей спины, весело вступает в разговор Коля Романецкий.

– Хорошо. – Кивает администраторша и дописывает: «фантастический писатель»!

Первый раз Владимир Софиенко приехал на «Интерпресскон» в 2010 году. Заранее в интернете были вывешены списки участников, так что Владимир мог с гордостью сказать, что знает, наверное, добрую треть прибывших писателей по их произведениям. Только писатели на книжных полках – это одно дело: здесь они все чинно стоят на своих местах, гордо выпятив глянцевые корешки с именами, названиями, а то и гербом издательств. О том, как выглядят, разговаривают и вообще ведут себя писатели, выбравшиеся из своих книг на свободу, молодой автор даже не представлял, и был понятно шокирован: «Здесь все по-другому. Писатели все пьяные, какие-то ирокезы на головах, вместо костюмов и галстуков, лаковой обуви – аляповатые футболки, вытянутые на коленках треники, тапки на босу ногу… Я думал, может, не туда попал. Но должно быть, водка в итоге всех примирила».

Так что, в результате молодой писатель не рассчитал свои силы, умудрившись проспать финальный банкет с традиционной корюшкой.

Редактор Геннадий Белов решил поздравить молодого писателя Александра Мазина с первой книжкой. Как поздравить? Отметить вместе это дело.

– Тебе сколько водки взять? – по-деловому подходит к вопросу Белов.

– Я водку не пью, если хочешь меня угостить, купи коньяк, – останавливает его Мазин.

Гена покупает, потом, с сожалением оглядев с ног до головы Мазина, констатирует: «Ты писателем не станешь».

Гена очень сильно пьян, невменяем. Мазин ловит тачку, запихивает коллегу на заднее сидение, называет адрес, отсчитывает водителю требуемую сумму, инструктирует: Ты, его у самого подъезда высади, а дальше он уже на автопилоте. Не впервой.

На следующий день Мазин приходит в издательство. Белова нет. Не звонил, дома не появлялся, никто не знает, в чем дело.

Гена явился только в час дня – и сразу к Мазину.

– Знаешь, где я проснулся? В депо киришского железнодорожного узла.

Как попал, откуда – память начисто стерта. Попаданец, в общем.

В издательстве «Астрель» время от времени появляются подарки непонятного происхождения. Вдруг словно из ниоткуда нарисуется бутылка первоклассного французского коньяка с пометкой «для Мазина». Кто принес? Когда? Неизвестно. Коньяк не отравлен. Коллектив опробовал, все живы остались. Никаких последствий. А дальше как в Алисе в переводе Щербакова: «все страньше и страньше…». Ждали, думали, даритель как-то объявится, позвонит, о подарке полюбопытствует, пришелся ли ко двору?

Раз смотрит Александр Мазин, а на столе чашка приметная образовалась. Редкая такая, явно ручной работы и подпись на ней «Мазину с наилучшими пожеланиями». Но что самое удивительное, в чашке той, уже неведомым доброжелателем чай заварен и сахарок размешен. Кто пил из моей чашки? – А в ответ тишина… эхо…