Сначала рецензию отсутствующего Сухотина на Байтова прочитал Сергей Соколовский. По свидетельству Светы Литвак, это была достаточно старая рецензия, опубликованная как стихотворение еще в декабре 2004 года в журнале «Декабрь» (этот журнал она сама и издавала, так что никакой ошибки).
Не стану приводить сие произведение полностью, но вот, небольшой отрывок:
После на сцену был приглашен Николай Байтов с ответным словом. Все шло по плану. Николай занял место выступающего, после чего объявил, что предполагает содержание рецензии Сухотина какой-то тайнописью, которую он, Байтов, никак расшифровать не может, после чего прочитал свой ответ:
Остановившись, он медленно извлек из нагрудного кармана рубашки, нечто сильно напоминающее ручную гранату, и крепко зажал ее в руке. Зал притих. «Из кулака торчало нечто черное, похожее на чеку ручной гранаты. Байтов повернул рычажок. Присутствующие замерли. Затем с возгласом «Вот это – Сухотину!» НБ резко шагнул к стулу с цитатой из Гоголя.
Из кулака пшикнуло, зал ахнул, задние ряды устремились к выходу. Байтов «выстрелил» второй раз, попав на шляпу и очки Чемоданова. Затем развернулся к сцене и с криком: «Вот это – жюри!» новоявленный террорист прыснул в сторону сидячих в президиуме Сергея Соколовского и Аркадия Штыпеля. В этот момент за общей паникой кто-то сообразил, что «граната» заряжена одеколоном. (Как выяснилось впоследствии, используемый во время своего арт-террористического действа флакон в форме гранаты был французской туалетной водой KELLY, подаренной поэту накануне дочерью Светы Литвак Анной).
Сообразив, что Байтов собирается опрыскать его не нервно-паралитическим газом, а всего лишь парфюмом, Соколовский откинулся назад, причитая тоненьким писклявым голоском: «Не надо! Не надо!». Что же до Штыпеля, то последний отнесся к ароматизации своей особы более чем благосклонно. После чего Байтов ринулся к учредителям премии и подверг арома-обработке А.Голубкову и А.Пермякова.
Наблюдавший со ступенек сцены за происходящим незнакомец, вальяжно протянул уже немного поостывшему Байтову свою пивную кружку, попросив прыснуть туда. После чего, пил, нюхал, смакуя и предлагая отведать получившейся дивный нектар всем и каждому.
Так закончился «Парфюрманс» Николая Байтова, посвященный столетию перформанса и являющейся ответом Михаилу Сухотину и его «вонючим» пчелам.
Как-то раз Александр Дюма-отец был вызван на дуэль. Но одно дело стоять друг против друга, смотря смерти в глаза и мечтая только о том, чтобы рука не дрогнула. Дюма принял бы подобный исход, даже не подумав, что в него, человека крупного, попасть априори легче, нежели в его соперника. Но… пистолет был только один, и участникам дуэли было предложено тянуть жребий. Тот, кто вытягивал «смерть», должен был выйти в соседнюю комнату, и там, подальше от посторонних глаз, застрелиться.
Получив свой несчастливый жребий, Дюма, как и было предписано, удалился в другую комнату. Через некоторое время раздался выстрел. А вслед за ним из соседней комнаты здоровый и невредимый, показался и сам писатель. «Я стрелял, но промахнулся», – объяснил он произошедшее.
Знакомая психологиня пригласила зайти к ней на чай. А пока чашки расставляла, да печенье в вазочку насыпала, возьми и шепни на ухо. Мол, спроси у ее сынишки, что это за мода нынче пошла, что ни день со свежим фингалом из школы приходит. Она конечно медицинский психолог, кого хочешь разговорит, но тут особый случай: Артемка мамины способы дознания с пеленок вызубрил и теперь молчит или отшучивается. «Он к тебе нормально относится, может, поделится».
Киваю, иду в комнату Артема. Под глазом синяк, на скуле кровоподтек… м-да…
– Привет, – говорю, подсаживаясь. – Как жизнь? Что это у тебя, бандитская пуля?