Букет незабудок

Услышав из уст супруги эту историю, Дмитрий только и мог что жалеть, что она не догадалась взять у новоявленного «Лукьяненко» номер телефона. А что? Пригласили бы его на «Звездный мост», а, когда ведущий объявил бы Лукьяненко, выпустили бы двойника. Пусть бы потом они друг у друга отнимали приз.

Бегала с диктофоном по «Еврокону» в прошлом году, интересный материал искала. Вдруг неведомый мне писатель, – не буду называть фамилию, – отчего-то возжелал непременно со мной сфотографироваться. Ну, просто до зарезу нужно, вот помрет он без этой фотографии, хотя более чем уверена, что либо с кем-то перепутал, либо просто заскучал. Сфотографировались, поболтали, подарками обменялись, да я и продолжила прерванный полет. А где-то через месяц приходит сообщение: «Умер»!!!

1973 год. Еще ни разу не поэт, тринадцатилетний Саша Смирнов (в будущем Александр Смир) в своей второй Саянской археологической экспедиции, которую устраивали от Дворца пионеров и школьников им. А.А. Жданова.

Жара градусов сорок, переход уже длится несколько часов, вода во фляжках закончилась. Сашка старается не обращать внимания на нытье подопечных; в этой маленькой группе он старший, и плевать, что двое из четырех участников похода пятнадцатилетние. Руководство поручено ему, он и должен довести ребят до места.

Синее-синее небо над головой, ни облачка, сейчас бы колодец, холодный горный ручей… губы пересохли, по лицу течет липкий пот. И тут кто-то из ребят увидел озеро.

Далеко внизу круглое голубое озеро! Все невзгоды позабыты, усталости словно и не бывало. С радостным воплем «Вода!!!» ребята устремляются к озеру. И замирают в нескольких шагах – прямо на их глазах голубая вода оборачивается поляной незабудок.

Саша смотрит то на незабудки, то на небо в незабудках. То, что внизу, тождественно тому, что наверху; то что наверху, аналогично тому, что внизу. А незабудки везде. Голубые цветы в глазах одноклассницы, с которой он ни разу так и не заговорил… Голубые цветы кружатся вокруг ребят, цветочной метелью. «Запомни меня», «Не забывай меня»…

– Решило правительство Москвы помочь театру на Таганке, объявило тендер на изготовление декораций, провели конкурс. Участвовали серьезные театральные мастерские, художественные студии, отдельные декораторы, художники с именами. Но неожиданно для всех, тендер выиграла компания, изготавливающая заборы, – рассказывает Константин Кедров. – А на заборы известно, какая краска идет – тошнотворно-зеленая.

В результате в театр приходит бумага, в которой главного режиссера Юрия Петровича Любимова просят отчитаться о количестве зеленой краски, которую он намерен потратить на декорации в следующем году.

Можно представить себе гнев Любимова. Когда еще помнится свой родной, несправедливо отобранный театр, строительные материалы для которого доставал сам Владимир Высоцкий. Актер лично ездил на кирпичный завод, где для него изготавливали какие-то особенные кирпичи.

В настоящее время театр на Таганке занимает роскошный подвал с разветвленными коридорами и разнообразными катакомбами. Всякий раз, оказываясь по своим делам в кабинете Юрия Петровича, Кедров боится затеряться и сгинуть в этих лабиринтах.

Потому что стоит не там повернуть, и вместо выхода ты вдруг оказываешься в чьей-то гримерке, в помещение для декораций или среди леса костюмов.

Юрий Петрович Любимов ненавидит театральную условность, он не желает терпеть на сцене ни воняющие клеем бокалы из папье-маше, ни какой-нибудь иной фальши.

Любимовские актеры могут играть вообще без грима, но режиссер делает это очень тонко и деликатно: все без грима, но один в гриме. Спектакль идет без декораций, не потому, что их априори не существует, а потому что одна деталь призвана заменить их все.

Любимов о Владимире Семеновиче Высоцком в роле Гамлета: «Я его выбрал как поэта, потому что Шекспир – поэт, Высоцкий – поэт. Он вытянет».

Работая над «Театральным романом» Булгакова, Константин Александрович Кедров этот самый спектакль пережил в жизни. Все, вплоть до самых незначительных деталей. В то время, когда Любимов проходил с актером сцену у машинистки, точно такая же сцена разворачивалась за кулисами, с Кедровым в главной роли.

Пока Кедров не отыграл весь спектакль, удачно избежав самоубийства героя в конце, постановка не могла сдвинуться с места.

Любимов привык, что зритель реагирует на созданный им символ, поэтому он очень удивился и возмутился, когда в зале начали смеяться и аплодировать репликам актеров. На спектакле «Сократ-оракул», проходящем в Греции, в зале сидели сократоведы, которые встречали взрывами хохота не сцены спектакля, а передающийся бегущей строкой Кедровский текст.

Поняв, что происходит, Любимов очень обиделся.

Любимов всегда с придыханием отзывался о творчестве Булата Шалвовича Окуджавы. Зная это, Кедров написал стихи для хора в «Сократе» на музыку Окуджавы к «Виноградной косточке».

Любимов сначала велел петь настоящую песню Окуджавы, а потом, обвыкшись и перетерпев, все же взял текст Кедрова.

«Вы не обращайте внимания, – говорил Любимов. – Я всегда сначала говорю “нет”».