Бухарские палачи

   — Ну и ну! Ничего себе исправился! Он только и делал, что гадости и подлости, да правдами и неправдами добивался известности и веса среди хозяев шариата и влиятельных мулл, — возразил с издевкой Хайдарча. — Не веришь, так слушай дальше!

   — Не велика потеря, коли он не будет слушать, мы послушаем, — сказал Хамра-Силач. — Выкладывай, как еще один мерзавец и распутник влез в хозяева шариата и важные муллы?

   — Как? Яснее ясного, что он зря развлекался в благородном медресе Кукельташ, — обронил Рузи-Помешанный.

   — Угадал!.. Он, и правда, достиг положения потому лишь, что когда-то болтался в Кукельташе, — подтвердил Хайдарча и продолжал: — Через пару лет после событий, о которых я вам уже поведал, я опять оказался в Бухаре и, как всегда, нашел пристанище у Махмуд-Араба... Стояло лето, жарища страшная, даже ночью в келье задохнешься.

   На покой мы укладывались на самой высокой крыше медресе. Там было совсем неплохо: до нас долетал свежий, прохладный ветерок из степи, пропитанный ароматом ее трав. Однажды мы заболтались и не заметили, как наступила полночь. Пора спать, решили мы, и стали считать звезды, чтоб поскорее заснуть.

   Заснули мы здорово. Но сладкий и крепкий наш сон нарушили истошные вопли: «Держи его, держи!» Крики раздавались совсем близко.

   С крыши нам было видно, что к месту происшествие валит валом народ, торопятся зеваки — любители поглазеть на что придется. В общем — кругом суматоха и паника.

   Мы спустились с крыши и поспешили туда, где толпились люди.

   Оказалось, что в переулке Эшонипир караульные пытаются изловить то ли вора, то ли преступника. Сиродж-дахбоши — начальник полицейского отряда, приставленного охранять кварталы около площади Девонбеги, строжайше приказал: «Поймать, схватить, привести!»

   Вдруг, смотрю, от толпы отделяется человек и шагает прямо к Сироджу-дахбоши и смело так обращается к нему:

   — Дахбоши! Если вы всерьез желаете изловить вора, нет нужды отдавать приказы вашим подчиненным. Арестуйте их самих — и цель будет достигнута!

   Народ начал волноваться, из толпы неслись возгласы: «Верно, справедливо говорит!» Множество зловеще засверкавших, гневных глаз уставилось на Сироджа-дахбаши и полицейских. Злой, как дьявол, Сиродж направился к говорившему, не отрывая от него взгляда. Потом, словно опознав его, распорядился: — Взять этого мастака «ловить воров»! — и сам схватил его за правую руку. Человек и охнуть не успел, как его сцапали. Полицейские оглядывали его со всех сторон, поворачивая то так, то эдак.

   — Преступник схвачен! Рука и одежда его в крови. Посвети-ка сюда, — рявкнул Сиродж-дахбоши на факельщика и обнажил руку «смельчака». Толпа убедилась, что его халат окровавлен, а из большого пальца правой руки сочится кровь.

   Тут начался такой шум да гам! В воздухе замелькали кулаки, поднимаясь и опускаясь на голову арестованного. Чтобы уберечь этого проходимца от расправы, Сиродж-дахбоши распорядился окружить его кольцом, связать ему руки за спиной и отправить к миршабу. Полицейские погнали арестованного, подталкивая его в спину саблями.

   Сам Сиродж-дахбоши, не мешкая, направился к дому, откуда выскочил ворюга. А там двое раненых. Один, лет тридцати, опасно раненый, лежал без движения; другой, молодой парень, серьезных повреждений не имел: у него было расцарапано лицо и шея. Но выглядел он странно: был не в себе — не избавился еще от внезапно обрушившихся на него страхов.

   Сиродж взглянул на юношу:

   — Расскажи по порядку обо всем, что здесь произошло.

   — Вчера поутру я пошел в торговые ряды, собрал, значит, с должников бая долги — пятнадцать тысяч тенег — и вернулся вечером домой. Поел и улегся, а деньги спрятал под подушку. Этот человек, — он сделал знак в сторону тяжелораненого, — спал в прихожей.

   — А где же был хозяин? — прервал юношу Сиродж-дахбоши.

   — Кто, Нарбай? — уточнил тот.

   — Да!

   — Нарбай уже как с неделю уехал в Карки.

   Дахбоши указал на раненого:

   — А он — родственник, батрак Нарбая или твой знакомый?

   — Не! Ни то, ни другое, и ни третье!

   — Что же он здесь делал?

   — Он вообще-то бедняк, крестьянин, дом его, значит, в степи, как раз напротив сада Нарбая находится. Сейчас он солдат, в эмирском войске. Каждый вечер заходит сюда. Когда Нарбай собрался в Карки, он наказал, пусть, мол, этот человек ночует здесь, ну чтоб сторожить, значит. Как хозяин отбыл, солдат все время ночевал в доме.

   — Так, так, сын мой, продолжай! Ты улегся спать и что же дальше?