Бухта командора

Там, встречая нас, стояли люди в ватниках и сапогах.

Мы вылезли из карбаса на мокрый песок.

Невысокого роста пожилой охотник с побитым оспой лицом подошел, спросил, кто я, назвался бригадиром:

— Коткин.

Стометровой лестницей, мимо своры собак, по шатким ступеням добрались до избы.

— Входите! — пригласил Коткин. — Вот так мы и живем.

ИЗБА

В избе по стенам тянулись сплошные, в один ряд нары, застеленные одеяло к одеялу, без промежутков. Лежали на одеялах книги, стояло два-три транзисторных приемника, лежали карандаши, письма, табак.

Посреди тянулся между нар чистый дощатый скобленый стол, около него — две скамьи. В углу под потолком светилась лётка — круглое, с кулак, всегда открытое отверстие для воздуха.

Передняя часть избы была отгорожена, там стояли большая русская печь и за ситцевой в цветочек занавеской железная кровать.

Дальше к выходу, за второй дощатой стеной, просторная прихожая была завалена резиновыми сапогами, заставлена ружьями.

Проживало в избе не меньше двух десятков человек.

Промышленники не обратили на меня внимания: кто лежал, так и остался лежать, кто писал или читал, сидя за столом, не поднял головы. Коткин подвинул крайние две постели и, показывая на освободившиеся доски, сказал:

— Тут ваше место. Калерия, постели. Эй, Калерия! — Занавеска дрогнула, скрипнула железная кровать, из выгородки вышла крупная пожилая женщина.

— Ах ты, милый, — сказала она (мы были одного возраста). Я сразу понял, так она называет всех по праву единственной бабы. — Постелю, не беспокойся. Ложку-то привез? У нас у всех свои.

Я вытащил из рюкзака деревянную расписную ложку, купленную в Ленинграде.

— Лепота!.. Откуда же такая? — сказала Калерия. — А мы все железными. — И, не дожидаясь ответа, пошла собирать постель.

АРТЕЛЬ

Разные люди собрались под крышей становой избы в Тарханове. Артель составляется на четыре месяца, с мая по сентябрь, и люди, входящие в нее, называются охотниками не только потому, что работа их — добыча морского зверя, но также потому, что идут они туда «по охоте», добровольно обрекая себя на тяготы и неудобства походной жизни.

Были тем летом в артели колхозники Гриша Ардеев и Степан Малыгин, зимой промышлявшие песца и нерпу, а летом ловившие рыбу или ходившие сюда, в Тарханово.

Был ненец Камков, которого все называли Стариком. Странный человек этот сидел всегда в углу на своей постели, на нарах, и читал, и только под конец моего пребывания в артели обнаружилось, что Старик моложе меня и что учился он до войны в Ленинграде, в Институте народов Севера.

Были два студента, Петр и Валентин, которые приехали на летние каникулы к родным да, решив подзаработать денег, завербовались в артель. Впрочем, студентом здесь называли одного Петра, Валентину было оставлено имя.

Был Коткин в прошлом матрос, а теперь уже много лет бригадир, водивший охотников и на лед в горло моря за бельком, и работавший в оленеводческих бригадах в тундре, и шестой уже год возглавляющий артель.

Был Капитон Личутин, человек чем-то испуганный, недоверчивый, который даже на меня с первого же дня стал коситься, ожидая, видно, какого-нибудь подвоха.

Были еще — всего человек двадцать. Была стряпуха и завхоз Калерия. А все вместе они назывались бригадой, или артелью.

СОБАКИ

В первый же день Коткин предупредил, чтобы к собакам не подходили, а то сожрут! И штанов не найдем.

Собаки сидели на цепях ниже избы. Я не сразу понял: зачем они вообще тут? Сторожить нечего и не от кого, добывать китов — собаки ни к чему, а их тут было десятка три, не меньше, и все на привязи.

— Прошлый год, — продолжал Коткин, — две сорвались, в тундре у ненцев оленя отбили, давай гнать. Выгнали на Камень, олень с обрыва — и вдребезги. Ненцы потом пришли с председателем штраф выписывать, так и их чуть не порвали.

— Господи, да что это за собаки такие?

— Ездовые.

— А порода?

— Каторжная.

Я удивился, потому что никогда о такой породе не слышал. Присмотрелся — громадные, каждая с телка, разномастные, с тяжелыми тупыми мордами, обгрызенными ушами и тяжелым, исподлобья, взглядом. Даже признаков какой-то известной по книгам и рисункам стати и масти не смог я обнаружить в этих грубо вылепленных телах. Точно — каторжные…

НА ЛАЙДЕ

В полдень я пошел бродить по берегу. С камня на камень. Кругом отлив.

В мелких стеклянных лужах шевелились кудрявые рыжие водоросли. Белой сыпью сидели на скале рачки-балянусы. Они сидели в известковых домиках, приоткрыв дверки и шевеля усами. Между камнями бродили прозрачные крабы.

Я сел на камень и стал смотреть, что делается под ногами. Около камня шла глубокая узкая лужа. В ней посредине, медленно шевеля плавниками, плавала короткая толстая рыбка. Это был пинагор. Мелкие черные точки вились вокруг него. Мальки! Он не преследовал их.

Чтобы получше рассмотреть рыбок, я наклонился. Моя тень накрыла лужу. Рыба вздрогнула, растопырила плавники и широко раскрыла рот.

Маленькая стая заметалась взад-вперед. Мальки словно обезумели: очертя голову они один за другим стали бросаться прямо в пасть пинагору.