Хотелось поскорее покинуть это место, пока паранойя окончательно не завладела ним. Доронин покрепче сжал зубы, желая избавиться от этого липкого чувства страха, и обернулся, чтобы глянуть на идущих за ним парней. Сержант Максим Антонов с Иваном Корниенко по кличке Шамиль, которая ему досталась из-за специфической внешности, характерной больше для южных народов, расположились по правую руку и так же настороженно крутили головами, словно вот-вот ожидая нападения. Хотя все пространство площади отлично просматривалось, и неожиданно напасть на группу было бы очень сложно. Разве что с крыши колоннады какой морф прыгнет…
Андрей вздрогнул от собственных мыслей и на всякий случай оглянулся назад и вверх, проверяя, не засел ли какой мутант на крыше известной на все постсоветское пространство колоннады Графской пристани. Но та, к счастью, была пустой и все так же белоснежно-белой на фоне стремительно темнеющего неба, свод которого затягивали тяжелые дождевые тучи, грозящие вот-вот разразиться бурей.
Невысокий плотный парень с сержантскими лычками на черной «титановке» с белой надписью на спине «мiлiция», от которой он и вовсе становился похож на колобка, ибо «титановка» была весьма и весьма плотной, всеми именуемый Гошей застыл в эмпирическом созерцании съезда к причалам морпорта. Шлагбаум, ранее перекрывавший этот съезд, был нещадно выломан и валялся практически возле спуска к бару «Риф». Видать, кто-то на хорошей скорости выбил его, раз эта штуковина пролетела такое расстояние.
– Ну чего ты там рассматриваешь? – негромко поинтересовался рядом нетерпеливо перетаптывающийся сержант Ежов с позывным Ёж. Худощавый, высокий, он был полной противоположностью по внешности с Гошей, что в миру именовался Егором Сергеевым.
– Да, ничего… – отмахнулся Гоша и оглянулся на причал, где был пришвартован трофейный катер, который они несколько дней назад отбуксировали с середины бухты, где тот застрял еще с начала всей этой катавасии. К счастью, среди нашедших себе укрытие в бывшем Университете в районе Севастополя с заграничным названием Голландия, оказался матрос одного из пассажирских катеров, которому и удалось не только завести брошенную на произвол судьбы посудину, но и отогнать ее к причалу. Теперь вот этот найденыш очень даже пригодился – чтобы попасть в самый центр города, не нужно было делать крюк вокруг всей бухты и прорываться через заставленные брошенной техникой улицы, рискуя нарваться на толпы живых мертвецов. А так пересек бухту, лениво поплевывая с палубы, не боясь внезапно выскочившего мертвяка – и уже в центре…
Пришвартованный катер равномерно покачивался на усиливающихся с каждой минутой волнах. Молы у входа в главную бухту хоть и сдерживали волны, но той болтанки, что творилась на море, хватало, чтобы Гоше поплохело за время пересечения бухты. «Слава Богу, что я на флот служить не пошел,» – пронеслось тогда у Егора при воспоминаниях о пережитых минутах.
Ёж, заметив взгляд напарника, только хмыкнул и хлопнул того по плечу.
– Пойдем! Командир уже выдвинулся.
Андрей медленно шел поперек площади, стараясь не упустить ни одной детали, даже самой мелочной на первый взгляд. Его парни, в составе пятнадцати человек, половина из которых состояла на службе в спецкоммендатуре при исследовательском реакторе ИР-100 и были профессионалами своего дела, другая же половина была из так называемых вольнонаемных, которые выявили желание вступить в ряды вооруженных сил неожиданно возникшего гарнизона. И если у кого-нибудь из «молодых» сейчас и были спазмы в районе ягодиц, то они старались ни коем образом этого не демонстрировать. В противном случае, командир, не моргнув глазом, изменил бы свое решение о зачислении их в ряды огневой поддержки и отправил бы в распоряжение Сенчукова, местного «Кулибина», который был в состоянии из газового ключа и нескольких дощечек андронный коллайдер смастерить.
Очередной раз услышав ржавый скрежет, Андрей поднял голову, вглядываясь в нависшее над головой небо. Вместо привычных серокрылых крикливых чаек, столь распространенных во всех приморских городах, над главной площадью города эхом проносилось хриплое карканье воронья, что заняло практически все верхушки растущих возле аллеи городов-героев и адмиралтейства гигантских платанов с гладкими, словно отполированными стволами. Их карканье, эхом разносившееся по безлюдной площади и отражающееся от стен здания городской администрации, навевало еще большую тоску и напоминало обо всех случившихся переменах.