Бухта Надежды. Первый шторм

– Чего-чего? Того! Боекомплект бери. – Прапорщик кивнул на деревянный ящик со специальной маркировкой, на котором стоял уже открытый кем-то из парней цинк с патронами, и на застывшего возле него сержанта Васильева по кличке Гора и скрылся в недрах железной бронемашины.

Андрей дозарядил основной рожок автомата, который чуток опустошился благодаря забредшему на огонек зомбопсу, проверил, полны ли запасные рожки, а затем, немного поразмыслив, насыпал несколько горстей патронов в объемные карманы форменных брюк, здраво рассудив, что запас карман не тянет. Бумагу, в которой патроны хранились в цинке, Доронин запихнул в другой карман.

Стоявший рядом Гора только одобрительно хмыкнул, глядя, как пришлый капитан без каких-либо погон и с нашивками охранного агентства набивает карманы патронами.

– Чего хмыкаешь, Гора?

– Да ниче, товарищ капитан. Вы же все равно офицер.

– Да какой я тебе офицер? Я ж уволился года два назад.

– А кому сейчас до этого дело есть? Офицер – это не только звездочки, что на погонах носятся, это здесь… – здоровенный сержант постучал кулаком по широкой груди, – …в душе.

– Эка ты загнул! – присвистнул Андрей, сам поразившись философской мысли сержанта, и только руками развел.

– Я ведь, товарищ капитан, в вуз поступать думал, чтобы офицером стать. Мечта моя такая. С детства еще. Да, видно, не судьба теперь…

– Не минорь, Кирюха! Ты же сам сказал, что это должно быть в душе. А у нас сейчас сама жизнь похлеще всяких вузов будет готовить командный состав, потому как если командовать правильно не научишься да мыслить нешаблонно – твоя песенка спета. Противник-то у нас необычный – такому в академиях не учат и учебников таких не издают.

– Это точно… – пробасил сержант Васильев.

– Так а чего хмыкал-то? – вернулся к своему изначальному вопросу Доронин.

– Да вы патроны гребете прямо как знающий. Воевать доводилось?

– Да нет… Максимум на учениях. А это было уже и не помню когда. А что, сам воевал?

– Да было дело… – скромно ответил сержант-вэвэшник.

– Эй, Гора, ты там языком нёбо не чеши, тайны военные все не выдай, – донесся из чрева БТРа голос Ежа.

– Да ты их все уже давно растрындел – ему уже ничего не осталось, – проскочил мимо Макс Антонов.

– А вот и брехня, – начал отнекиваться Ежов. – Посмотри в мои честные глаза.

– А кто в переписке с американской студенткой рассказывал, как у нас караул несут, что вокруг объекта колючая проволока и ты с автоматом и ручным медведем в дозоре ходишь?

– Чего? – переспросил Доронин. – С каким медведем?

– С ручным… – заржал Еж.

– А ну-ка… поподробнее, – попросил Андрей.

– Да чё там! Познакомился я на одном ресурсе с американской студенткой. Красивая, грудь как у Памелы Андерсон… Эх, мечта, а не баба. Ну так давай она меня расспрашивать, а как у нас в России живется. Не понимала, бедняжка, что мы вроде как в другой стране. Хотя ей простительно – за такие… – Еж раскрыл ладони, обхватывая воображаемое достоинство американской студентки. – А глаза ее голубые-голубые и така жо… жэ… женская судьба…

– Еж, спокойнее, а то тебя что-то в последнее время перемкнуло. Прям как в анекдоте – жениться вам, барин, надо…

– Да я спокоен. Короче, возьми я да ляпни, что тепло – медведи повылазили из берлог, можно ушанки снять да на балалайке сбацать калинку-малинку.

– Слушай, ну это же баян баянистый… – скривился Доронин, словно лимон съел. – Только не говори, что поверила.

– Тогда я лучше помолчу.

– Да ладно!

– Поверила-поверила, – высунулся из люка Коля Нечуев. – Мы потом всем скопом ей письмо сочиняли. А жо… судьба ее женская действительно была классная.

– О! Еще один озабоченный.

– Так, токсикозные вы мои, а ну по местам! – рявкнул Рябошеев, и его голос гулким эхом пронесся по недрам «коробочки». – Хлыст, твою дивизию! Ты какого из кабины выперся? Васильев, Антонов, целый цинк в зубы и внутрь. Устроили тут вечер воспоминаний.

Парни подхватили нераспечатанный цинк с автоматными патронами, предварительно под неодобрительным взглядом Доронина отшвырнули подальше деревянный ящик и по очереди пролезли в открытый люк, воспользовавшись как подножкой нижней половиной дверцы.

– На, держи, – протянул Рябошеев Андрею рацию с гарнитурой. – Обещал ведь.

– О! Спасибо, – повертел в руках небольшую коробочку с отходящим от нее проводочком Андрей, пытаясь понять, как ее лучше прикрепить.

– Вернешь потом. Она казенная, – приземлил Рябошеев свою пятую точку на сиденье справа от водителя-механика.

– Вот хочу тебе гадость сказать, а не буду…

– Все на местах? – повернул голову в салон Рябошеев.

– Все… – послышался нестройный ряд голосов, парни сидели спиной к спине на центральной лавке.

– Хлыст, жми давай…

И Хлыст поднажал. Да так, что дорога вместо положенных двадцати минут заняла всего десять с копейками.

– О! Железка… – хмыкнул Макс, таращась в амбразурное окошко. Такое крохотное, что непонятно было, как он умудрился что-то в нем рассмотреть. – А я и не обращал внимания на нее. А куда она идет?

– Макс, ты как спросишь… – отмахнулся Ежов, широко зевая и прикрывая рот рукой. – Да фиг его знает, куда она идет? Прямо!