— Да в курсе я. Они через решетки забора протиснулись и на часовых напали. Кого-то успели укусить, остальные отбились. А тут еще и это… – Сергей Сергеич устало поморщился, потирая грудь с левой стороны – видать, опять сердце шалит.
— Перебираться надо, Сергей Сергеевич! В городе все хуже и хуже, у нас перед забором как приманка для мертвяков – заблокируют нас и все… Амба!
— Да и без тебя знаю, что надо. Но куда? Куда мы всем этим табуном?
Виктор задумчиво глядел в окно…
— Может, к ВВ–шникам?
— Нужны мы им там… Тем более, другой конец города.
— А с военными частями связь есть?
— Битковский там что-то пытался. А что?
— А если связаться с Казачинскими? И близко и не так людно…
— Так там же россияне стоят.
— Не только, наша часть тоже есть, но она еле живая.
— А ну-ка, ну-ка… – заинтересованно протянул Смирнов. – Поподробнее.
— Да что там подробнее, На Херсонесском мысе стоит Центр радиокосмического наблюдения. Можно к ним драпануть. Если примут, конечно.
— Ото ж. Если примут. – Сергей Сергеевич задумался, теребя свои усища. – Так. На вечернем совещании все более конкретно обговорим. А мне еще нужно кое с кем поговорить. Все, иди отсюда, Никитин!
— Сергей Сергеевич, еще вопрос.
— Давай, – кивнул начальник, что-то ища в мобильном телефоне. – Только быстро.
— Много погибло ребят? – Шеф сразу же сник после этого вопроса и, отложив телефон в сторону, бесцветным голосом ответил:
— Битковский, пацаны, выпустившие мертвяков, дежурный Пономаренко, который на воротах стоял – его собака укусила и Юля Самойлова.
— Юлька тоже?! – не поверил Виктор.
— Да, она практически вместе с Битковским была укушена – выскочила на крики пацанов…
Вот так то… Перед глазами предстала белобрысая Юлька – девчонка еще совсем, в обтягивающих джинсах и угги, от которых Виктор плевался. Вечная память тебе. И тебе, Миха…
— Тела похоронили?
— Какое там! Некогда и негде. Да и не кому – еще не все вернулись.
— Ясно. – Устало промолвил Никитин. Хотя ничего не было ясно. И с каждым часом ясность все меркла и меркла. – Пойду я.
22 марта 10.00 Степан.
Спалось плохо. Всю ночь снилось ужасное лицо соседской дочки, черты которого почему-то смазывались и становились похожими на черты лица Катерины… Степан часто просыпался посреди ночи оттого, что ему мерещился скрежет окровавленных пальцев об оконное стекло, он с ужасом распахивал глаза и фокусировал взгляд на окне – никого! Потом тихо вставал и на цыпочках подходил к окну, так и не решаясь выйти на балкон и посмотреть, никто ли не ходит по балкону, пытаясь проникнуть в квартиру.
Утро парень встретил с радостью. Будто свет восходящего на востоке солнца, пробивающийся сквозь голые ветви деревьев, мог прогнать все ночные кошмары, преследовавшие Степана всю ночь. Было непривычно тихо – не шумели многочисленные автомобили за окном, не скрипели жутким визгом тормоза останавливающихся на светофоре автобусов. Зато появилось нечто новое – совсем рядом прострекотала автоматная очередь. Уж ее-то Степан ни с чем не спутает.
Завтракал он без энтузиазма, чего нельзя было сказать о Буле – тот уплетал все за обе щеки, дочиста вылизывая миску. Еще ночью, проснувшись от очередного кошмара, Степан решил, что из города нужно делать ноги. Уезжать парень решил к дальним родственникам, живущим в небольшом поселке, на Херсонщине. Все же родная кровь – не водица, на произвол судьбы не бросят. Да и в селе всегда мужик ценились. Правда, землепашец из Степана как из говна конфета, но жить захочешь – не так раскорячишься. А дрова рубить там или хрюшку заколоть Степа умел – не зря он до армии каждые каникулы проводил у бабушки в деревне, где и терся с местными мужиками. Те ему как-то и показали как правильно хрюшку колоть… Тогда Степан и крови свиной впервые попробовал и ухо…
Да, в деревню валить надо. Как там у классика? В деревню! В глушь! В Саратов! Но он-то, конечно, ни в какой Саратов не поедет. А вот до Николаевки за часов пять на своем Шевроле доберется, а то и быстрее, если трасса не будет загружена.
Теперь нужно подумать, что с собой брать… Ну что-что? Еды да шмотья. Ну инструмент свой тоже – мало ли… вдруг пригодится.
Степан скосил глаза на Буля, который с упоением вгрызался себе в хребет – блох выцапывал.