— А–а–а… Ну так для завязывания разговора лучше всего байка подходит, аль анекдот какой. – Улыбнулся второй боец – темноглазый брюнет. Такому бы бороду отпустить, зеленую повязку на голову и «Аллах акбар!» кричать.
— Да чё‑то в свете последних событий только черный юмор на ум приходит. Так что «звыняйте, дядьку, бананiв нема».
— Эт точно. События нынче сами по себе на сказку похожи. Страшную.
— А сколько вас здесь укрепилось? – плюхнулся на ближайший стул Череп.
— А тебе зачем? – моментально напрягся чернявый.
— Спокойно, мужики, – поднял руки в примиряющем жесте Бондаренко. – Мы без всякой задней мысли интересуемся. Просто хотелось бы знать, какими силами завтра студентиков выручать будем.
— Так все‑таки, наконец, решились… – еле слышно пробормотал блондин.
— Ну, Леха Рябошеев придет, он все и скажет. Нам про это ничего не известно.
— Мутные они какие‑то, – скосил глаза чернявый.
— Да ладно тебе, Шамиль! Лёха кого попало не пропустил бы.
Тот, которого назвали Шамилем, в ответ только глазами сверкнул.
— Кстати по поводу баек. Могу одну рассказать, правда, не со мной было, а с друганом моим покойным. – Начал Андрей, тоже присаживаясь на край парты. – Служил он на одном режимном объекте. Ночь на дворе темная… Тут подъезжает автомобиль, останавливается… ну старший весь караул в ружье, маски–шоу… ну, в общем, все как положено…
— Ага. А это парочка потрахаться заехала. – Закончил вместо Андрея Шамиль.
— Точно. А ты откуда знаешь?
— А ты?
— Говорю же – кореш рассказывал.
— А что за кореш? Имя как его?
— Женька Мичурин. – Пожал плечами Доронин.
— Да ладно! – чернявый растянул в улыбке рот, обнажив белоснежные зубы, так контрастно выделяющиеся на фоне смуглого лица. – Женька?! Как он? Где он? Он же вроде в Киев перевелся, года два назад… или три.
— Три. – Кивнул Андрей, горько скривив губы. – Погиб он. Вчера.
Улыбка сползла с лица Шамиля, только темные глаза сверкали.
— Путь земля ему будет пухом. Хороший был мужик.
— Да.
— Я тогда тоже присутствовал, когда эту парочку брали. – После недолгого молчания вновь заговорил брюнет.
— А ну‑ка, рассказывай! – подбодрил его блондин с нашивками сержанта.
— Ну так тачка подъехала во–о–н туда, в район развилки да свернула с дороги и стоит. Женька смотрел на нее, смотрел, да и решил отработать лишний раз захват объекта. Ну, мы маски на морды, стволы в руки и туда. На счет «три» врываемся, а там самый… так сказать… процесс. Мужика стягивали прямо с бабы. У него, наверное, потом импотенция на всю жизнь от пережитого.
— Ну да. Представляю… – Гыгыкнул Сашка Череповец. – Пыхтишь ты на телке, а тут резко открываются все двери и мужики в масках с автоматами. Там не то, что импотенция, там как бы не обосраться на месте!
— Это вы еще не слышали байку про парочку на елке, что на площади Нахимова. – Вступил в разговор третий – прапорщик, тоже темноволосый, но со славянскими чертами лица и яркими голубыми глазами. Бабы по таким кипятком писают.
— Что‑то такое слышал, а точно не припомню… – пробормотал светловолосый, почесав затылок.
— Ну ты даешь! Это ж тот еще баян! Короче, помнишь, когда нас в усиление пэпсам придавали?
— Ну?
— Гну. Короче. Вечер, идем мы с пэпсами мимо памятника Павлу Степановичу. Слышу – характерные охи–вздохи. Послал бойца прошерстить кусты – никого. А стоны все …кхм… мелодичнее и мелодичнее. Ну я сам к елкам – пусто, а звуки‑то слышу. Я голову поднимаю… а они на елке. Как белочки, ёпта!
Кабинет огласил дружный взрыв хохота. Парни ржали как кони, и только когда ржач утих, сержант продолжил:
— Ну, я ему говорю – слезай, гражданинэ. А он ни в какую, тыкает мне корочку помощника депутата… В общем, с горем пополам сняли этих нарушителей общественного порядка.
— И чё дальше? – спросил Доронин, пересаживаясь с парты на стул – так удобнее было.
— Да чё–чё. Ниче! Отпустил. Исключительно в знак признания его ораторских способностей.
— Чего?! – не понял Сашка шутки юмора.
— Того. Это ж какой дар убеждения надо иметь, чтобы девку на елку затащить. Вот она сила ораторского искусства! Или орального… Не важно, в общем.
— Да уж… Давайте знакомиться, что ли. Андрей! – Доронин протянул руку чернявому.
— Иван. – Пожал руку в ответ тот.
— А…
— Погоняло. – Пояснил он. – Но называйте лучше «Шамиль». Так привычнее.
— Серега! – протянул руку светловолосый.
— А я – Макс. – Махнул рукой третий.
— Я Сашка. Можно Череп! – представился Череповец.
— Меня можно называть дядя Паша. Кого не устраивает – Павел Степанович.
На улице было шумно – дождь и не собирался прекращаться, стуча струями по стеклу, от ветра качались тополя, что росли невдалеке. И сквозь все эти казалось бы мирные и привычные звуки отчетливо раздалась автоматная очередь.
Местная тройка дружно вскочила на ноги и схватила свое оружие. Андрей же с Черепом, подскочив со стульев, подбежали к окну, но ничего толком не увидели – дождь стоял стеной.
Снова затрещал автомат, потом еще один. Судя по звукам, стреляли в районе КПП, а после – чуть правее. Но в кого? Неужели зомбаки поперли?
— Смотрите! – тыкнул пальцем в стекло Череп, указывая на что‑то непонятное.