Буколики. Георгики. Энеида

Первой решила, что петь пристойно стихом сиракузским,[48]
И средь лесов обитать не гнушалась наша Талия[49]

.Стал воспевать я царей и бои,[50] но щипнул меня Кинфий[51]За ухо, проговорив: «Пастуху полагается, Титир,
5 Тучных овец пасти и петь негромкие песни!»
Стало быть (ибо всегда найдется, кто пожелает,
Вар, тебя восхвалять и петь о войнах прискорбных),
Сельский стану напев сочинять на тонкой тростинке.
Не без приказа пою. Но, Вар, кто мое сочиненье
10 Будет с любовью читать, увидит: все наши рощи,
Верески все воспевают тебя! Нет Фебу приятней
В мире страницы, чем та, где есть посвящение Вару.

В путь, Пиериды мои!.. Хромид и Мназилл, мальчуганы,

Раз подсмотрели: Силен лежит, уснувший, в пещере.[52]
15 С вечера был он хмелен, как обычно, — жилы надулись,
И, соскользнув с головы, плетеницы поодаль лежали.
Тут же тяжелый висел и канфар[53] на ручке потертой.
Тихо подкравшись (старик их обманывал часто обоих,
Петь им суля), на него плетениц накинули путы.
20 К ним, робевшим еще, подходит союзницей Эгла,
Эгла, наяда красы несравненной, и только открыл он
Веки, она шелковицею лоб и виски его мажет.
Он же, их шутке смеясь: «Что меня оплетаете? — молвит. —
Дети, пустите меня! Сумели — так с вас и довольно.
25 Песни, каких вы просили, спою, — но лишь вам, мальчуганы,
Ей же награду найду не такую». Сказал он и начал.
Ты увидал бы тогда, как пляшут фавны и звери
В такт и качают дубы непреклонными кронами, вторя.
Даже о Фебе не так веселятся утесы Парнаса,
30 Исмар с Родопой — и те не столько дивятся Орфею.[54]Петь же он начал о том, как в пустом безбрежном пространстве
Собраны были земли семена, и ветров, и моря,
Жидкого также огня; как зачатки эти, сплотившись,
Создали все; как мир молодой из них появился.
35 Почва стала твердеть, отграничивать в море Нерея[55],Разные формы вещей принимать начала понемногу.
Земли дивятся лучам дотоль неизвестного солнца,
И воспарению туч, с высоты низвергающих ливни,
И поражает их лес, впервые возросший, и звери
40 Редкие, что по горам, дотоле неведомым, бродят.

Вот о камнях он Пирры[56]

поет, о царстве СатурнаИ о кавказских орлах, о хищенье поет Прометея.[57]
Пел он, как, возле воды оставив юношу Гилла[58],
Звали его моряки. «Гилл! Гилл!» — неслось побережьем.
45 Пел, как жилось хорошо — если б не было стад! — Пасифае[59],Как ее страсть облегчил, полюбив ее, бык белоснежный.
Женщина бедная! Ах! Каким ты безумьем объята!
Дочери Прета и те по-коровьи в поле мычали,[60] —
Всё же из них ни одна не пошла на постыдное ложе
50 Скотского брака, хотя и страшилась плуга на шею,
Хоть и частенько рогов на лбу своем ровном искала.
Женщина бедная! Ах! Теперь по горам ты блуждаешь.
Он же на мягком простер гиацинте свой бок белоснежный,
Бледную щиплет траву и жвачку жует под дремучим
55 Ясенем иль на лугу за коровою гонится. Нимфы!
Нимфы диктейские! Рощ, молю, заградите опушки, —
Может быть, вам на глаза блуждающий вдруг попадется
След быка, если он травой увлечется зеленой
Или за стадом пойдет. Когда бы его проводили
60 Сами к какому-нибудь гортинскому[61] хлеву коровы!Деву, что яблок красой гесперидовых залюбовалась,[62]
Пел он, Фаэтонтиад[63] замшелою горькой корою
Стан облекал, из земли высоко подымал он деревья
Пел и о том, как шедшего вдоль по теченью Пермеса[64]
65 Галла[65] одна из сестер увела в Аонийские горы.Пел, как навстречу ему поднялся весь хор Аполлона,
Пел, как сказал ему Лин языком божественной песни,[66]
Кудри цветами убрав и душистою горькой травою:
«Эти тростинки тебе (возьми их!) Музы даруют.
70 Ранее ими владел аскрейский старец;[67] нередкоЯсени стройные с гор их пением долу сводил он.
Им и поведай о том, как возникла Гринийская роща,[68]
Чтобы равно ни одна Аполлоном впредь не гордилась».

Что мне добавить? — он пел и о Нисовой Сцилле[69]

, чье лоно,75 Снега белей, говорят, опоясали чудища, лая;
Как Одиссея суда в пучину она заманила
И истерзала, увы, пловцов устрашенных морскими
Псами; припомнил потом превращенные члены Терея[70]
И Филомелой ему, как дар, поднесенные яства.[71]
80 Вспомнил о бегстве ее и о том, как на крыльях нежданных,
Бедная, стала порхать над своею же собственной кровлей.

Все, что в оные дни замыслил Феб и блаженный

Слышал когда-то Эврот[72], что выучить лаврам велел он,
Все он поет и к звездам несут его голос долины, —
85 Но уже вечер велит овец загонять по овчарням
И поголовье считать, наступив не по воле Олимпа.