Пусть он выделывать «круг» начинает и сдержанным шагом
Оземь звенеть и одну за другой вымахивать ноги.
Пусть это будет – как труд; пусть ветры на спор вызывает
И, по равнине летя на просторе, не сдержан вожжами,
Крепкий так Аквилон налетает от Гиперборейских
Стран282
и скифские к нам непогоды несет и сухиеТучи, – нивы тогда волнами идут под дыханьем
Легким его, и шумят высокие леса вершины,
Мчится он, бегом своим и поля и моря подметая.
Так подготовленный конь среди мет на ристаньях элейских,283
Взмыленный, будет из губ выпускать кровавую пену,
Выю под иго склонив, боевую возить колесницу.
В весе он стал прибавлять. Строптивым норов бывает
Неукрощенных коней. Смиришь его будто, – не хочет
Хлесткой плети терпеть, удилам подчиняться железным.
Способ их мощь укреплять наилучший, однако, – Венеру
Предпочитает ли кто коров иль коней разведенье.
С этой целью быков уводят подальше, пастись их
Там оставляют одних, за горой иль рекою глубокой;
Или, в хлеву заперев, у наполненных держат кормушек,
Самка и им не дает о лугах вспоминать и о рощах.
Сладки красоты ее, они заставляют нередко
Двух горделивых быков друг с другом рогами сражаться.
В Сильском обширном лесу284
пасется красивая телка,Ранят друг друга быки, обливаются черною кровью,
Рог вонзить норовят, бодают друг друга с протяжным
Ревом; гудят им в ответ леса на высоком Олимпе.
В хлеве одном теперь им не быть: побежденный соперник
Стонет, свой помня позор, победителя помня удары
Гордого, – и что любовь утратил свою без отмщенья,
И, оглянувшись на хлев, родное селенье покинул.
С тщаньем сугубым теперь упражняет он силы, меж твердых
Только колючей листвой питаясь да острой осокой.
Он испытует себя и гневу рога свои учит.
Он на стволы нападает дубов, ударяется в ветер
Лбом и взрывает песок, и взвивает, к битве готовясь.285
Двигает рать, на врага, уже все позабывшего, мчится, —
Словно волна: далеко забелеется в море открытом,
И, удлинясь, свой пенит хребет, и потом, закрутившись,
Страшно гремит между скал, и, бросившись, рушится шумно,
В крутнях кипят, и со дна песок подымается черный.
Так-то всяческий род на земле, и люди, и звери,
И обитатели вод, и скотина, и пестрые птицы
В буйство впадают и в жар: вся тварь одинаково любит.
В бешенстве лютом бродить по равнине; медведь косолапый
Так не звереет в лесу и бед не творит без разбору,
Сколько тогда; грозны кабаны, и тигры опасны.
Горе! Плохо тогда заблудиться в пустыне Ливийской!
Кони, едва лишь до них донесется знакомый им запах?
Нет, тогда ни вожжам человека, ни плети жестокой,
Ни пропастям, ни скалам, ни встречным не удержать их
Рекам, крутящим в волнах каменья горных обвалов.
Оземь копытцами бьет и боком о дерево трется,
С той и с другой стороны приучает плечи к увечьям.
А человек молодой, у которого в жилах струится
Пламя жестокой любви? В час поздний, в темень ночную,
Неба огромная дверь. Гудят, разбиваясь о скалы,
Воды, и тщетно его родители бедные кличут
И злополучно вослед погибнуть готовая дева.286
А не покорны ль любви пестрошерстые Вакховы рыси?287
Битвы ведут. Но неистовей всех ярятся кобылы.
Пыл тот сама в них Венера влила, когда челюстями
Тех потнийских квадриг было сжевано Главково тело.288
Властно их гонит любовь за Гаргар и за Асканий289
Реки, едва лишь огонь разогреет их жадные недра, —
Больше весной, ибо жар о весне возвращается в кости.
Грудью встречают Зефир и стоят на утесах высоких,
Ветром летучим полны, – и часто вовсе без мужа
Тут по утесам они, по скалам, по глубоким долинам
Порознь бегут – нет, Эвр, не к тебе, не в пределы Востока,
Мчатся туда, где Кавр290
и Борей, где темнейший родитсяАвстр, где он небеса омрачает стужей дождливой.
Верным названьем его, «гиппоман», из кобыльей утробы, —
Мачехи злые тот сок испокон веков собирали,
Всяческих трав добавляли к нему и слов не безвредных.
Так, – но бежит между тем, бежит невозвратное время,
Полно – о крупном скоте; еще остается забота –
Про руноносных овец рассказать и коз длинношерстых.
Вот над чем, селянин, потрудись и жди себе чести!
Не сомневаюсь я в том, как трудно все это словами