Буковски. Меньше, чем ничто

Еще один кирпичик в большую стену его мифологии был заложен в декабре 1969-го, когда состоялись первые публичные поэтические чтения с его участием. Буковски сильно волновался и даже – внимание! – был почти трезв. Первый раз выступал он неловко, но далее – а количество его чтений со временем только возрастало – ему удалось выработать собственный публичный стиль. Конечно, чтобы сгладить волнение, он стал напиваться (порой характерным и стильным штрихом его чтений выступал вытащенный на сцену холодильник, откуда Буковски то и дело извлекал бесконечные бутылки пива). Пьяный, он вел себя грубо, ругался с публикой и то и дело кому-нибудь угрожал жестокой расправой. И вот оказалось, что это и есть ключ: люди хотели такого Буковски, они приходили посмотреть на Грязного Старика (или Старого Козла), на старину Хэнка, пьющего и матерящегося, очаровательного даже тогда, когда он едва держится на ногах, даром что у него заплетается язык и он путается в собственных стихах. Это было шоу – как раз то, что нужно, а поэзия – дело десятое. Взяв это на вооружение, Буковски привык к чтениям и старался проводить их и дальше в таком же остросюжетном духе.

Отдельной, но, может, и более важной, чем прочие, частью чтений были гулянки до или после, а может быть, и до, и после них. Буковски заводил новые знакомства, которые позже высмеивал, когда по-доброму, когда и по-злому, в рассказах или в других текстах. Он путешествовал и напивался за чужой счет, и, хотя сам он частенько говаривал, что ни чтений, ни путешествий он на дух не переносит, такой образ жизни ему, вчера еще неизвестному разнорабочему, нравился. К тому же, у него не было отбоя от дамочек, а ведь первую половину жизни он испытывал немалые трудности в сексуальных делах. Теперь, на волне популярности, он всерьез стал считать себя половым гигантом (впрочем, эту серьезность он сам вскоре высмеет в романе «Женщины»).

Однако дела сексуальные скоро обросли новыми сложностями: Буковски влюбился. Его избранницей стала Линда Кинг, тоже поэтесса, художница, скульптор (как-то раз на одних поэтических чтениях ее охарактеризовали как «Буковски с дыркой»). Однажды она была на одном поэтическом мероприятии, где откровенно скучала. Не выдержав более, она спросила у своего приятеля: «Боже мой, у вас здесь происходит хоть что-нибудь интересное?» Приятель ответил: «Раз ты так, то я отвезу тебя к Чарльзу Буковски». И отвез.

Сначала они восприняли друг друга со скепсисом, но быстро сблизились. Линда вызвалась слепить прекрасную голову Генри Чарльза, он часто бывал у нее, такой пьяный и обворожительный, и в какой-то момент она сдалась. Власть ее над Буковски была немалой – так, ей удалось заставить его на время если и не бросить пить, то во всяком случае несколько ограничить свои алкогольные аппетиты. Она объясняла это своими завышенными сексуальными запросами: пьяный, он мало чем мог удивить ее в постели. Влюбленный Буковски был готов на столь чувствительные жертвы, лишь бы их сексуальная жизнь не имела изъяна.

Не пить было трудно не только потому, что Буковски действительно любил чувствовать себя пьяным, но и из-за литературы. Он часто подчеркивал в интервью, что пишет исключительно пьяным: «Хмм… я, по-моему, не написал ни одного стихотворения совершенно трезвым»[46]. И вот, теперь ему приходилось переучиваться. Получалось не очень удачно, позже он даже сочинил шутливое стихотворение под названием «Кому это надо?»:

«видите этот стих?
он был
написан без выпивки,
я не нуждаюсь в выпивке,
чтобы писать,
я могу писать без
выпивки.
моя жена говорит, я могу,
я говорю ей, ну, может быть, да.
вот, я не пью
и пишу.
видите этот стих?
он был
написан без выпивки,
кому теперь надо пить?

возможно, читателю»[47].

Во время союза с Линдой Кинг Буковски заметно похудел, вероятно, порозовел… но, возвращаясь к тому же стиху, «кому это надо»? И так темпераментные, они ссорились всё чаще и чаще, и неудивительно, что Буковски стал ходить на сторону. Линда, будучи еще ревнивее его (хотя куда больше?), устраивала ему поистине остросюжетные сцены. В «Женщинах» их немало, но вот одна из самых запоминающихся – и невероятных.