По сути, на смену живой реальности (как к ней не относись) пришла, по словам Достоевского, «арифметика», некий конструкт, вытеснивший, подменивший ли объективные факторы на вымышленные. При том, что неизбежное столкновение «благого» мифа и «свинцовой» советской реальности приводило к депрессиям, сумеречным состояниям, паническим атакам, к метаниям, истерическому ненахождению себе места, что часто доходило до крайне нервного возбуждения, приводящего к срывам, совершенно ломало психику. Во всем этом наблюдалась симптоматика поведения человека больших дарований, а также склонного к творчеству.
Всеми этими качествами, как мы помним, не в меньшей степени был наделен младший брат Булата Виктор.
Булат Шалвович настойчиво препарировал себя как художник (перестав писать стихи, перешел к прозе) в надежде обрести счастье свободного самовыражения, творческого жеста-поступка. Однако в мифологической парадигме (априори лукавой и концептуально вторичной) сделать это было практически невозможно.
Безусловно, Булат Шалвович отдавал себе отчет в том, что «жертвой пал пустой забавы, с которой с детства кем-то связан был».
И даже находил тому подтверждение, как то — роман «Ю-Шин доброволец» (о борце за дело трудового народа Ю-Шине и его возлюбленной Дин-Лин), над которым работал в 11-летнем возрасте в Нижнем Тагиле, уже тогда видя себя писателем, а вернее сказать, сочинителем.
Однако с годами приходило понимание того, что жить в этом придуманном мире невозможно, а сочинение историй из жизни кавалергардов, благородных офицеров-декабристов, а также столичных аристократов первой половины XIX (разумеется, красивых как Дориан Грей) века лежит на поверхности и не позволяет «выкрикнуть слова» из глубины, что давно ждут своего часа, томятся и томят своего сочинителя.
В этой связи думается, что последний роман Окуджавы «Упраздненный театр» стал попыткой вышагнуть из этого мифа, упразднить давно обветшавший театр, выйти к читателю из годами возводимых им же самим кулис и рассказать о себе, как это уже было однажды на «Тарусских станицах» в повести «Будь здоров, школяр».
Из романа Б.Ш. Окуджавы «Упраздненый театр»: «Не думал я, пускаясь в плавание, что мое родословное дерево приобретет постепенно столь обременительный, столь вероломный характер. Ветви его, благообразные на первый взгляд, оказались чудовищами, густо заросшими листвой имен, каждое из которых — целая жизнь, нуждающаяся в объяснении. И весь этот наполовину пожухлый, потускневший ворох полон еще, оказывается, тем загадочным веществом, которое неистовствует и нынче и требует к себе внимания, и теребит твои заурядные способности, и умоляет все осознать, понять, разложить по полочкам.
Люди, уважающие себя, вернее, преисполненные чувства собственного достинства (нет-нет, не амбициозные и гордые, а потому напыщенные, чванливые — нет… именно полные достоинства, а значит, способные уважать нас и даже восхищаться пусть не великими нашими качествами, даже служить вам возвышенно и красиво), такие люди не забывают своего прошлого, не отбрасывают его на обочину с усмешкой или высокомерной гримасой. Стараюсь учиться у них».
Глава 8
В один из весенних дней 1962 года в дом физика-ядерщика, академика, Героя Социалистического Труда, кавалера на тот момент Сталинской и Ленинской премий Льва Андреевича Арцимовича на улицу Пехотную 26 приехал Булат Окуджава. Приехал он не один, а с Галиной Васильевной, с которой на тот момент они уже жили раздельно, но «в свет» изредка выбирались вместе.
Семья Льва Андреевича проживала в так называемых «Курчатовских дачах», жилом комлексе, возведенном в 1950 году по личному указанию Сталина для ученых, принимавших участие в разработке советской ядерной программы.
В тот вечер в гости к академику Арцимовичу пришли его коллеги и друзья Петр Леонидович Капица и Артем Исаакович Алиханян.
Пришли «на Окуджаву».
После пышного, но изысканного застолья, произведшего, надо думать, на Булата и Галину Васильевну соответствующее впечатление, поэту и музыканту протянули специально для того случая приготовленную гитару (у Окуджавы в ту пору своей гитары не было).
«Полночный троллейбус» и «Сентиментальный марш» были встречены слушателями с восхищением и благодарностью. Музыкально-поэтическая программа заняла около часа, после началось так называемое неформальное общение в кулуарах гигантского двухэтажного особняка.