Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Просуществовала школа до конца восьмидесятых годов, пока монастырь не вернули церкви. После этого школа переехала в деревню Каменку в полутора километрах от монастыря. Это, конечно, удобнее и для учителей, и для учеников, потому что Каменка располагается внизу вдоль шоссе — добираться до школы из окрестных деревень значительно легче. Вот только учиться в ней некому стало. В некоторых классах по одному, по два ученика. Впрочем, у меня устаревшая информация — 2002 года. С тех пор я там не был. Теперь, может быть, и в Каменке уже школы нет, а может, и по-другому — она расширилась, разрослась и не школа уже теперь, а университет. Хотя из всезнающего интернета можно узнать, что Каменская школа и ныне существует под мудрёным названием МБОУ Каменская СОШ и обучаются в ней 98 учеников. Но мне лень копаться в интернете — останусь лучше в неведении.

От прежних обитателей после возвращения религии во власть в Шамордине оставался один старый бывший учитель физики Николай Михайлович Гудков. Ему уже трудно было ухаживать за собой, поэтому летом его подкармливали сёстры из вновь действующего монастыря, а зиму он проводил в больнице в деревне Подборки, в нескольких километрах от своего дома, где и умер.

6

…Директора школы Булат нашёл быстро. Михаил Тихонович Солохин (в повести «Новенький как с иголочки» — Шулейкин) встретил его радушно, провёл по всей территории бывшего монастыря, показал школу и квартиру, где предстояло жить молодым учителям.

Булат устроился на месте и вернулся в Калугу за женой и братом. На следующий день приехали в Шамордино все вместе, и Булат с Галей сразу пошли гулять, осматривать местные красоты.

Николай Михайлович Гудков вспоминает первую встречу с ними:

— Я ловил на речке пескарей. Вижу, сверху спускаются двое, незнакомые молодые мужчина и женщина. Идут, разговаривают, и вдруг до меня донеслось: «Смотри, Булат, как тот дядька похож на Маяковского». Вечером познакомились, — оказывается, это новые учителя…

Неудивительно, что высокий стройный Гудков показался Галине похожим на Маяковского — они тогда были им увлечены, Булат даже дипломную работу делал по его поэмам.

Семья получила две комнатки в небольшом домике буквально в пяти метрах от Казанского собора. Одни рассказывают, что в этом доме некогда жил монастырский казначей, другие — что игуменья.

В соседних комнатах жили ещё несколько учителей: в одной учитель математики и завуч школы Клавдия Ивановна Громова, в двух других — физрук Михаил Илларионович Гончаров, его жена, учительница начальных классов Екатерина Ермолаевна Лантьева, их сын Слава и дочь Женя. И в последней комнате жили Емельян Михайлович и Наталья Ивановна Амелины. Они не были преподавателями — он работал в школе завхозом, а она была «педслужащая» (так в школе называли технических работников). Наталья Ивановна приходила в школу ночью, часа в три, и до утра топила печь, чтобы к урокам школа хоть немного прогрелась.

Местный коммунальный быт был совершенно непривычен новоявленным шамординцам.

В коридоре висели умывальники, у каждого свой, только у Громовой его не было, — она просто из кружки умывалась в своей комнате, и Амелины держали свой у себя в комнате. У Булата возле умывальника висела полочка с зеркалом, на которой лежало мыло. И вот однажды мыло пропало…

— Мыло духовитое было. Не туалетное, а духовитое, — уточняет Евгения Самохина (Лантьева). — Мать меня спрашивает: «Женя, ты не брала мыло Булата Шалвовича?» Я говорю: «Нет, зачем мне?»

Тут Булат прямым ходом направляется к Амелиным и просит хозяйку зайти к нему. Вошедшей Наталье он прямо с порога безапелляционно заявляет: «Вы взяли моё мыло, прошу вернуть». Та вдруг засуетилась: «Ой, я-то не брала, пойду, узнаю, может, муж случайно взял». Через минуту возвращается, несёт мыло, правда, кусочек от него уже отрезан. После этого случая Булат с Галиной тоже забрали свой умывальник в комнату.

Были в Шамордине и магазин свой, и пекарня, где выпекали чёрный хлеб для детского дома и сельхозтехникума. Продавали хлеб и другим шамординцам: преподавателям, воспитателям детского дома, техническому персоналу — в общем, служащим. Колхозникам хлеба не продавали, они должны были печь свой. Да у них и денег на хлеб не было, поэтому зимой, когда полученное за работу в колхозе зерно заканчивалось, они пекли хлеб не столько из муки, сколько из картошки. Хлеб получался тяжёлым, плотным, как пластилин. А в магазине, кроме подсолнечного масла, ничего съедобного не было. Поэтому многие учителя имели подсобное хозяйство: выращивали картошку, капусту, держали скотину — если уж не корову, то хотя бы поросёнка. Иначе прожить было невозможно.