– Отпускать его нельзя, опасно его отпускать, – загадочно сказала, немного поразмыслив, дама. – Мало ли, кто он… А нам только болтуна недоставало… Давай-ка его к дереву привяжем да кляпом рот заткнем, чтоб на помощь не позвал. Доставай веревки.
Ероха смертельно перепугался.
– Сударыня, христа ради! – воззвал он. – Я никому не скажу, что вас видел! Клянусь вам! И убыток возмещу! Отпустите, ради бога!
– Смотри-ка, как гладко говорит! – удивился Пашка.
– Ты сперва скажи, для чего с девицы платье снял! – велела дама.
– Надобно было… Чтоб не признали…
– Матушка-барыня, кабы он был вор, то и платье бы собой приволок, и накладные космы, да и побрился бы, – сказал Пашка. – Он когда сюда забрался, еще не знал, что ему платье понадобится. Сдается, он тут уже наследил, и его ищут.
– Да нет же, дурак! Он точно вор! – воскликнул Гришка. – Я его, барыня, у того дома видал, и мальчишка с ним там был – воровской выкормыш, и девка к нему прибегала – из тех, что клейма ставить уж негде. Доносил же вам – слоняется такой, высматривает!
– Он?
– Точно он, как Бог свят! – Гришка перекрестился.
– А отчего ведет себя по-дурацки?
– Того я знать не могу.
Дама задумалась.
– Кабы мы сюда благопристойно явились, то отвели бы голубчика во дворец. А так – придется привязывать к дереву, – решила она. – И рот затыкать. Но сперва снять с него мое платье. Надо же, как все это некстати…
– Я не вор, – внятно сказал Ероха. – Это недоразумение.
– Хорошо недоразумение. Гришка, доставай веревки.
– А что, коли его товарищи тут по острову бродят? – предположил Гришка, открывая саквояж. – Что, коли они какую-то хитрую пакость затеяли? Там-то они вздумали обокрасть повитуху, а тут добра не в пример больше!
Тут до порядком напуганного Ерохи дошло наконец, отчего его сочли вором.
– Сударыня, я совсем другим делом на Мещанской занимался!
– Делом! – передразнил Пашка. – Уж коли это делом звать, так что – безобразием? Подсоби, Гриша, ему вторую руку завернуть.
– Сударыня, не вор я! Я за другим делом был туда послан!
– Кем послан?
Ероха задумался. Назвать сенатора Ржевского несложно – да только не выйдет ли из этого какой беды?
– На нем еще матросская шапка была! – припомнил неумолимый Гришка. – Не иначе, из матросов за воровство выгнали!
Тут в памяти Александры выскочили обрывки вчерашних речей. Что-то такое пытался сказать некрасивый приятель Новикова и Михайлова – Ефим, что ли? Что-то про голого, босого… вот же они, грязные пятки…
– Ну так как тебя, голубочек, звать? – спросила Александра. – И не начались ли твои подвиги с укрощения бешеной коровы?
– Мичман Ерофеев, к вашим услугам, сударыня, – отвечал пораженный Ероха.
– Господи! – воскликнула Александра. – Что ж вы, мичман, ночью вплавь отсюда не ушли? Я ведь наугад про корову брякнула! Думала – а вдруг?..
– А потому и не ушел, что отыскал господина Нерецкого, – сказал Ероха. – Велите вашим людям меня отпустить, пока руку совсем из плеча не выдернули!
Его тут же отпустили, помогли встать, даже почистили.
– Да что ж вы молчите? Рассказывайте! Где, как? Что с ним? – спрашивала взволнованная Александра.
– Он в каком-то подвале сидит, и его оттуда можно откопать. Я случайно на него набрел, когда прятался. А теперь искал лопату. Лопата – возле оранжерей, там открытое место, а меня уже заметили, нужен был маскарад, ну и вот… простите великодушно!..
– Бог простит! Где тот подвал, ведите меня к нему! – потребовала Александра.
– Да так сразу и не объяснить, рисовать надобно. И не просто к нему попасть. Там на подступах люди стоят, если кто из гостей в ту сторону на прогулку идет, прелюбезно просят поворотить – там-де все раскопано. При мне двух дам не пустили.
– А вы, мичман?
– А я по глупости туда угодил.
Это случилось накануне вечером. Ероха, устав скрываться бегством, прятаться в канавах, да и проголодавшись, решил выйти на северный берег острова, переплыть реку, а там – как Бог даст. Он еще не успел обозреть остров сверху из беседки, но полагал, что река там вряд ли широка, а на другом берегу какие-нибудь огороды или даже поля, можно спокойно, двигаясь на восток, дойти до обжитых мест и провести рекогносцировку.
Он вышел к воде, подивился тому, как узка в этом месте протока, не более десяти сажен, и пустился вплавь.
Выйдя из воды, он, уверенный в своей безопасности, выжал рубаху с портами, снова надел и пошел на восток. Он даже нашел довольно широкую тропинку и маршировал по ней шагов с полтораста, когда натолкнулся на узкий мостик и перешел его. Вскоре за мостом оказался пригорок. Ероха взобрался на него, чтобы сообразить, куда двигаться дальше, и тут понял свою ошибку. Он не реку переплыл, отделяющую Елагин остров от материка, а всего лишь длинный и узкий пруд – один из превеликого множества прудов, вырытых по приказу господина Елагина и составляющих целое гигантское водяное ожерелье, лежащее на острове. Так что следовало снова лезть в воду. Хоть и не больно хотелось.