Булатный перстень

Ероха исподлобья окинул взглядом комнату. Он был в прихожей богатой квартиры, откуда две двери вели в покои, и обе были приоткрыты, а в щель виднелись составленные в пять ярусов головы любознательной дворни.

– Надо ж, какое совпадение, – сказал господин. – Не мой человек, право, не мой.

– А кафтанец? – с великим подозрением спросил купец.

– Сейчас узнаем. Тришка, вели в столовую кофей подать мне и этому господину. И все, что к кофею, – распорядился хозяин дома. – А ты отвечай, да не ври. Где взял фрак?

– Под лодкой, – честно ответил Ероха и вкратце объяснил дело: ночевать было негде, свой кафтан пропил, залез под лодку, а там такая благодать.

– Теперь понятно. Мой подлец догадался, что его по приметному фраку враз признают, и избавился, – сделал вывод статский советник Титов. – К тому же я нескольким своим людям велел сшить такие фраки, и в городе они известны. Ваше степенство, прошу в столовую! Есть, слава богу, чем угостить доброго человека.

– А этого куда? – недоверчиво спросил купец.

– Да пусть убирается куда знает. Только фрак у него заберите! – велел хозяин дома слугам. – Питух в хозяйстве мне не надобен. Теперь ясно, что своего Николашку я уж более не увижу.

– Так дайте другое объявление, ваша милость. Что, в самом деле, за примета – одежа? Да я на Святки у своей Федосьи Марковны платье взял, в нем плясал с харей на роже, что же – меня теперь по ее платью искать? Пусть ваши люди вспомнят точные приметы, – посоветовал купец. – Зря, выходит, мои Пантюха с Митенькой старались. А чаяли награду получить…

– Я им по рублю дам за старание, – высокомерно пообещал статский советник. И то, рубль – деньги немалые.

Ероху вытряхнули из полосатого фрака и вытолкнули из прихожей на лестницу. Он сел на ступеньки и вновь затосковал – до чего же все в жизни нескладно! И тут дверь титовской квартиры снова отворилась.

На пороге возникло изящнейшее в мире создание – с тонкой талией, с крошечными ножками в вышитых туфельках, с голыми по локоть белыми ручками, вот только о волосах Ероха судить не мог – волосы были упрятаны под прехорошенький крошечный чепчик.

– Послушай, молодец, – негромко сказала прелестница, – ступай скорее прочь и, перейдя улицу, жди меня в москательной лавке. Понял?

– Понял, – еле выговорил Ероха.

Пьющий человек имеет простые и непритязательные отношения с женщинами. Ероха был хорош собой, и, случалось, когда пили не в трактире, а в чьем-то доме, какая-либо дама за руку уводила его в спальню; прелестницы обыкновенно попадались такие, что в трезвом виде он бы от них шарахнулся, как черт от ладана. Сейчас Ероха не был пьян и, глядя на девицу, вспомнил, что в его жизни давно не было любовницы. Когда пьешь – оно как-то забывается, но в двадцать семь лет и на трезвую голову естественная потребность напоминала о себе весьма настойчиво.

– Ступай, ступай! – прелестница скрылась, а Ероха почесал в затылке – надо же, какие приключения, а в кармане притом ни гроша…

В москательной лавке нестерпимо воняло. Ероха был привычен ко всяким ароматам: на судне и тухлятины, бывает, нанюхаешься, и мощной отвратительной вони свиного хлева, если в долгое плаванье берут ради свежего мяса поросят; и густой пороховой дым – не райское амбре; и в матросском кубрике тоже порой хоть топор вешай, – однако смешанный запах снадобий, которые покупают красильщик и аптекари, был невыносим.

– Чего тебе? – спросил унылый сиделец, державшийся за щеку, как при зубной боли.

– Девиации ведро, – отвечал Ероха.

– Что это, краска?

– Не знаю, хозяин велел взять. И румбов десятка два.

– Десять лет служу, впервые такое слышу. Точно ли тебя в москательную лавку послали?

– Точно.

– Гераська, позови хозяина, – велел сиделец мальчишке, переставлявшему какие-то ящички. – Может, он догадается.

Городить чушь и нести околесицу с похоронным видом Ероха выучился еще во флоте – его самого гоняли с юта на бак и обратно за ведром девиации, а он, уже став мичманом, посылал кого-то из гардемаринов искать четвертую ногу трехногой астролябии.

К счастью, объясняться с хозяином лавки не пришлось – прибежала прелестница.

– Вот, держи, – и Ероха получил в ладонь крошечную записочку. – Отнесешь в модную лавку мадам Анжу, что на Невском за Гостиным. Она дальше передаст. И двугривенный за труды. Я вижу, ты ни ремесла не имеешь, ни барина. В лавке тебе скажут, когда за ответом жаловать. Ответ сюда принесешь.

Говорила прелестница бойко и быстро.

– А как я тебя сыщу?

– Зайди к нам с черного ходу, спроси кухарку Феклу…

– Какая ты кухарка?! – изумился Ероха.

– Это матушка моя, она записку примет. Может статься, и я выйду… Прощай!

И прелестница, метнув лукавый взор больших и чуть раскосых глаз, убежала. Выскочил из лавки и Ероха, сжимая записку и монеты. Завтрак он себе, можно сказать, заработал. Хотя и постыдно для мичмана любовные записочки таскать, так ведь и мичман-то – бывший…