Читаем Булавин полностью

— Конечно, государь, — переходит князь к очередным заботам, — мне отсель (от Черкасска. — В. Б.) надобно итти скоро, чтоб не допустить до большево воровства Некрасова. А Некрасов писал Булавину, что будто он Царицын взял. И то письмо послал я до Вашего величества.

Помимо Некрасова, обосновавшегося в Голубом городке на Дону, помнит князь и о Донце:

Также, государь, по Донцу, в Старом Айдаре воры Голой, Беспалой, в собрании при них с 1000-чью человек голудьбы. И, управясь под Черкаским против выше-писанного, надлежит мне отправить по Донцу против Голово и Беспалово, Также, идучи по Донцу, чинить против росписи (росписи Петра, в которой указаны места, где каратели должны разорять станицы. — В. Б.) над казачьими городками.

Командующий продумал все до мелочей, до деталей, предусмотрел все районы восстания. По распоряжению царя писал к Аюке-хану, чтоб он посылал своих калмыков разорять казачьи городки. Под Черкасском к Долгорукому подошел с полками Толстой из Азова; по пути умирил Лютинский городок, из которого атаман и казаки пришли к нему с повинной. Губернатор присутствовал при крестоцеловании Зерщикова и прочих.

Пока происходили описанные события под Черкасском, у города Ровенки, что в верховьях Айдара, полковник Те-вяшов и подполковник Рыкман с драгунами и солдатами, всего с 500 человек, разбили полутысячный отряд повстанцев. Возглавлял его атаман Ефим Ларионов. Погибли сам атаман, его писарь и еще 420 человек, почти весь отряд, большинство которого составляли бурлаки (350 человек). Остальные попали в плен или разбежались. Из карателей убили поручика Воронежского полка Бориса

Врангеля, пять солдат и ранила около двадцати человек, Соотношение в потерях почти 1:20 в пользу карателей, и оно, в большей или меньшей пропорции, характерно для большинства сражений повстанцев с врагом. Такова была трагичная логика и статистика борьбы неорганизованных повстанцев с организованными карателями. Разбитые под Ровенками булавинцы, как и другие, шли в сбор к Старо-Айдарскому городку, у устья реки Айдар, при впадении ее в Донец, чтобы потом идти к Черкасску против старшин-изменников.

Долгорукий получил утешившее его известие о победе под Ровенками. Но одновременно узнал, что царь велел батальону Глебова и полку Дедюта идти назад в Россию. Опечалился:

— И та, государь, у меня сторона (район Донецкого городка. — В. Б.) зело стала безнадежна. И уведают воры, что полки поворотилися, весьма будут в великой утехе. И я, государь, того же часу послал к Глебову и к Дедюту, чтоб они назад не ходили. А послушают ли меня они или не послушают, того не ведаю.

К тому времени командующий вступил в Черкасск. Здесь в начале августа казнили до двухсот повстанцев. Начали с того, что привезли из Азова тело Булавина и «ростыкали по кольям» напротив майдана, где собирался казачий круг, голову, руки и ноги атамана. Здесь же повесили восемь человек, схваченных под Азовом. В рыковских и других станицах повесили у станичных изб еще несколько десятков повстанцев. То же происходило и в других местах.

Вести о сборе людей к Голому на Донце и к Некрасову на среднем Дону заставляют Долгорукого принимать экстренные меры. В письмах к царю он возражает против отзыва с Дона и Придонья не только частей Глебова и Дедюта, но и Кропотова, Жукова с полками:

— И я преж сего писал до Вашего величества, что Жукова взял с собою; и немощно ево отпустить по воровским здешним оборотам. Игнашка вор Некрасов збирает воровское войско и посылает по Дону, по Хапру, по Донцу и по другим всем рекам, велел выгонять (казаков. — В. Б.) к себе. Сам стоит около Паншина. В Есауловой станице собралось тысячи три; сказывают, бутто больши те, кои бежали с низу (с низовьев Дона. — В. Б.) изо всех станиц. И которые станицы блиско Ясауловой, сказывают, бутто он, вор, сам к ним скора будет.

Таким образом, помимо войска Некрасова и Павлова у Паншина-городка, южнее его, у Есауловского, собралось немало повстанцев, бежавших из Черкасска и других нижних донских станиц. Царский командующий стремится во что бы то ни стало воспрепятствовать объединению двух повстанческих войск. Посылает свою конницу, и она быстрым маршем доходит до Верхне-Курманьярской станицы, по пути приводит к присяге царю казаков низовых станиц. Вышел и сам князь из Черкасска, выслал вперед бригадира с конницей. Еще раньше направил партию казаков-курчан.

Принятые меры предотвратили объединение двух войск и присоединение к ним новых казаков из станиц, куда нагрянули отряды Долгорукого. Сам он подошел к Кошкиной станице, стал обозом. Потом, взяв конницу, поспешил к Есаулову городку:

— Для тово: воры сказывают и Горохов (посланный во главе отряда курских казаков. — В. Б.) писал ко мне, что сели (восставшие. — В. Б.) на острову в крепи; и чтоб мне не допустить до них Некрасова. А обозу велел итти, пехота вся при обозе, и конницы оставил больши тысячи. Я чаю: завтра к ним приду.

Писал об этом князь царю четвертого августа. Спешит он еще и потому, что сюда же, к Паншину и Есаулову, идет с войском и Голый:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное