Булавин

— Костя Гордиенко и куренные атаманы им от того намерения возбраняли, ходить не велели.

— Почему?

— Послано-де у них из Сечи на Москву для челобитья великому государю о жалованье 76 человек казаков. Если-де вы пойдете под самарские городы, то тех казаков на Москве задержат, заневолят.

— Послушали казаки?

— Попервости не послушали, кричали против. И оттого Гордиенко кошевство покинул, с себя сложил.

— Дальше.

— Рада завопила, чтоб остался. И учинили его кошевым по-прежнему. После того Костя Гордиенко им опять возбранял, войсковых клейнот, знамя им не дал и полковника им не наставил.

— А казаки?

— Те своевольники кричали, чтоб итить им к вору Булавину на помочь для добычи. Кошевой им сказал: как хотите, пойдите для себя (по своей охоте, инициативе. — В. Б.). И они, многие своевольцы, конные и пешие, ис Сечи пошли.

— Ты видел таких, какие пошли к Булавину?

— Видел, едучи дорогою из Сечи по той (западной. — В. Б.) стороне Днепра, многих казаков. Едут из Сечи купами и оказывают, бутто идут к вору Булавину. А в урочище Кочкасе (севернее Сечи на Днепре. — В. Б.) сказывают те же казаки, что идут: есть-де в том урочище и конницы немалое число. А куды их намерение: собрався и выбрав себе старшину, пойдут к вору Булавину или под самарские городы, того я подлинно не ведаю.

Для властей постепенно становится ясной картина волнений в Сечи, намерений запорожской голытьбы идти на самарские (по реке Самаре — левому притоку Днепра) великороссийские города «для добычи», «разорения», на помощь Булавину. По данным Голицына и Шидловского, 21 мая в Ямполь пришли повстанцы Беспалого, который до этого «стоял с ворами ж по юртам». В тот же день в Бахмуте читали «воровское письмо» Булавина из Черкасска: тот сообщал, что скоро будет в том городке. За три дня до этого Илья Чириков, каменнозатонский воевода, узнал, что запорожские казаки плывут вверх по Днепру «в 17-ти дубах (лодках, выдолбленных из дуба. — В. Б.) многолюдством». Он послал своего человека в Сечь, чтобы узнать: «Куда их поход намерян?» О том же спрашивал письмом кошевого. Посланец быстро вернулся. Воевода в нетерпении ждал его:

— Ну, что? Видел кошевого?

— Видел. Гордиенко говорил, что те казаки пошли и впредь многие пойдут для лесу довольного на Самару с их войскового ведома, а не бездельно.

— Ну, понятно. Так, значит, говорил. Что-то не верится. А ты узнал: среди казаков какие слова носятся?

— Казаки говорят, что многие из них выбираютца в степь конницею с ружьем и з запасом, одвуконь. Слышал я в Сечи, что на сих днях приехали в Сечю от Булавина два человека и зовут их к себе. И по тому их возмущению в степь из Сечи выбралось в два дни человек с 300 и больши. И всеконечно запорожцы идут к Булавину. И те приезжие два человека с ними же. Собираются они в степи, в верховье реки Соленой, на Берде да близ Кленников, где преж сего он же, Булавин, стоял.

— Для чего они идут? Говорят о том казаки?

— Намерение их воровское: разорять полковников и рандарей и богатые домы.

В Белгород поступили сведения о сборе нескольких сот запорожцев в Кодаке; ожидают они себе полковника из Сечи. Московские власти наставляют воевод, гетмана Мазепу, «чтоб они запорожских казаков, которые похотят приставать к вору Булавину и к ево единомышленникам, от того воровства удерживали, а над ослушниками чинили военной поиск и промысл».

В Сечи, как и на Дону, происходит раскол: одни казаки идут к Булавину, собираются в разных местах, готовят конские табуны, берут с собой припасы; другие, во главе с кошевым, опасаются, ведут себя осторожно — гультяям, настроенным весьма решительно, поход разрешают, но на свой страх и риск; остальным, колеблющимся, «старым» казакам, «возбраняют», и они остаются в своих куренях.

С противоположной, восточной стороны донского пограничья власти тоже получали тревожные вести. Вскоре после избрания Булавина войсковым атаманом на Волге, в районе города Дмитриевска, что на Камышенке (Камышин), появился повстанческий отряд. О событиях, там разыгравшихся, рассказывал две недели спустя поручик Иван Муханов Никите Кудрявцеву, коменданту Казани, куда бравый солдатский командир бежал со страху из Дмитриевска:

— Сего мая против 13-го дня, в ночи, часа за три до дни (до рассвета. — В. Б.), спал я в доме своем и услышал в Дмитреевску пушечную стрельбу. И, прибежав к той стрельбе, увидел я в городе воровских казаков, конных и пеших; стреляют они из пушек по воротам воевоцкого двора — для того, что воевода Данила Титов от них заперся в том дворе.

— Где же были твои солдаты? — Комендант недоверчиво смотрел на поручика. — И сам ты что делал?

— Дмитреевские солдаты тут же в городе по улицам ходят с ружьем. Я стал им говорить, чтоб они с теми воровскими казаками учинили бой. А они мне сказали: иди ты от нас прочь, до коих мест сам жив! А воры ездят на лошадях по улицам и им, солдатам, говорят: вы нас не бойтесь, нам дело не до вас; надобны нам воевода да начальные люди.

— Дальше что было?