Читаем Булавин полностью

На границе с Доном, в районе Острогожска, стоял С. П. Бахметев, поставленный во главе карательных сил. Ему с «москвичами», входившими в его полк, велели перейти в Тамбов — охранять Тамбовский и Козловский уезды. Он получил помощь из Воронежа — 500 драгун и 500 солдат. В Острогожске остался Тевяшов со своим полком «на стороже». Имелись силы и в других городах. Но их воеводы, сообщая царю, московским властям о действиях повстанцев, постоянно жалуются на слабость своих гарнизонов, просят прислать московские или иные полки.

В конце марта московские Разрядный и Посольский приказы, получившие известия из Киева и Азова, Острогожска и Козлова, рассылают распоряжения. Киевский и белгородский воевода князь Голицын получает предписание:

— Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич указал тебе, ближнему стольнику и воеводе князю Дмитрею Михайловичю, о военном поиску и промыслу над бунтовщиком Булавиным с ево единомышленники и о бережении великороссийских и малороссийских городов Белогородского и Севского полков ратными людьми чинить по прежнему своему великого государя указу и от прелестных писем иметь осторожность и своевольных людей, где такие явились и впредь явятца, удерживать и до своевольства не допускать, и о искоренении того вора всячески промышлять. А к посланным от гетмана (Мазепы, который послал против булавинцев Полтавский и Компанейский полки. — В. Б.) на того ж вора послать каких чинов и сколько пристойно.

Помимо мазепинских полков, в помощь Голицыну должен был идти и курский воевода:

— А для того военного промыслу и поиску и береженья городов и на страх булавинцом ис Курска воеводе князь Андрею Гагарину итить с ратными людьми без замедления и стоять в том месте, где до ево ближняго стольника и воеводы разсмотренью доведетца.

Приказания получили козловский воевода князь Волконский («от булавинцов иметь опасение и осторожность и до разорения не допускать»), Бахметев (о переходе с ратными людьми в Тамбов), Тевяшов (оставаться «для осторожности ж» в Острогожске), боярин князь П. И. Хованский, находившийся у Казани (иметь осторожность от булавинцев, которые «бутто пошли под Саратов», проведывать про них), окольничий П. М. Апраксин, астраханский воевода (тоже следить за «ворами и бунтовщиками», которые пошли к Саратову).

Козловский воевода пишет о малолюдстве козловцев: «а танбовцы всяких чинов люди к отпору тех бунтовщиков в город Танбов збираются оплошно». Ему вторит тамбовский воевода Василий Данилов:

— Ис Танбовской волости ни единый человек в город Танбов не бывал. А как учинился сполох (действия булавинцев в районе Пристанского городка на Хопре. — В. Б.) и они все убрались в леса за реку Цну.

Обоих воевод беспокоит воздействие булавинских прелестных писем на местных жителей, которые присоединяются к булавинскому «воровству». Нужно бы послать ратных людей «для розыску и истребительства таких к злому делу склонителей на страх другим. Но за тем, государь, что в Козлове и в Танбове ратных конных и оружейных людей нет, послать в те места немочно, потому, государь, что таких склонителей к злому делу жилище близко того Пристанского городка».

В случае, если Булавин со своими людьми возьмет Черкасск, а потом пойдет под Тамбов и Козлов «для злаго возмущения и разорения», то положение там, по словам Волконского, будет очень трудным:

— И в тот их воровской приход тех Танбова и Козлова городов и в них драгунских и артилерных и нового заводу лошадей и полковых припасов без присланных с Москвы драгунских и салдацких полков и ружья, и припасов, и пороху, и свинцу охранить и отпору дать никоторыми делы немочно.

Волконский, испуганный размахом восстания булавинцев, просит царевича Алексея прислать в Козлов «драгунских и салдацких полков, сколько Ваше величество поволит да... ружья и припасов по 1000 мест, фузей, шпаг с портупеи, сум салдацких, бердышей да по 200 пуд пороху и свинцу. Также, сверх полков, начальных людей, кому козловцы править» (командовать козловцами. — В. Б.).

Особенно нужна для борьбы с восставшими, настаивает Волконский, конница:

— А паче, государь, требуем в Козлов конницы драгунских полков, потому что они, бунтовщики, естьли будут не истреблены, чаю, что начнут разорять конницею в розных местех села и деревни; и пехотою от их воровского разоренья охранить будет немочно.

Беспокоит полковника и состав полков, которые будут присланы из Москвы:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное