Булавки и приворотное зелье

— Папа с ума сойдёт, — сказала я, стаскивая с себя уже промокшие носки и стараясь игнорировать завывания Лоис, которые, как мне было известно, всего за пару минут могли достичь крещендо, то есть стать очень громкими.

— Да, ну а мы ему не расскажем, Рози. Я уверена, когда потолок на кухне просохнет, всё будет в порядке, и я всегда смогу как-нибудь подправить его, взяв немного шпаклёвки.

Маме нередко приходится «как-нибудь подправлять». Проблема в том, что она с головой уходит в то дело, за которое берётся, и нечаянно забывает про пирог в духовке, про воду в ванной или про кофе на плите.

— Думаю, с худшим мы справились, Рози, — выдохнула мама; её щёки порозовели от работы. — Приведу-ка сюда нашу мадам, пора ей принять ванну. Да и тебе, юная леди.

— Лоис! — крикнула я. — Ванна готова.

— О нет, ну из-за чего она снова ревёт? — Вид у мамы был измученный, так что я предложила, что схожу за Лоис да выясню, из-за чего такой шум. Я дошла до кухни: она, рыдая, стояла в дверях. Слёзы каскадом лились по лицу, глаза опухли; в руках она держала Би — свою плюшевую зайку.

— Ну что ты, Лоис, что стряслось?

— Я хочу рисовый пудинг!

— Вроде бы Фрэнсис собиралась тебе его дать?

— Собиралась! — заикаясь, прорыдала она. — И поставила его в микроволновку, но потом все побежали в прихожую и пропали, а я не могу доста-а-ать…

У меня застучало сердце.

— Куда они отправились, Лоис? Ты видела?

— Они бросили меня без рисового пудинга…

— Ладно, хорошо, я дам тебе пудинг, погоди.

Я как по льду проехалась по полу к микроволновке и включила её.

— Садись, я тебе принесу.

Должно быть, они прошли сквозь стену, куда же ещё. Могла ли Лоис что-то увидеть? Нужно было вытащить из неё информацию таким способом, чтобы она не начала капризничать. Как бы я хотела, чтобы Эди зашёл к нам чуть раньше! Он бы придумал, как подсмотреть, куда они уходят. Почему они скрылись так быстро? Словно по волшебству, я незамедлительно получила ответ на свой вопрос, услышав позвякивание ключа в замке.

ПАПА.

Я догадалась: они сбежали, потому что знали, что он скоро придёт домой. Я выдала Лоис её рисовый пудинг, и она жадно набросилась на него.

— Привет, пап, — окликнула я его, когда он начал подниматься по лестнице.

Затем я услышала приглушённые голоса родителей. Они нечасто скандалили. Папа говорит, что не устраивает сцен и что мама часто в конечном итоге спорит сама с собой. Однако сейчас это точно была настоящая ссора.

— Что здесь произошло, Рэй? На полу полно воды!

— Ванна перелилась.

— Боже милостивый, и ведь это уже не в первый раз. Ты не можешь быть чуточку внимательнее? Мы не можем допустить, чтобы на кухне провалился потолок.

— Тебе-то что за дело? Ты здесь и не бываешь.

— Что это значит?

— То самое и значит. Тебя вечно нет. А когда ты дома, то с тем же успехом можешь быть и на работе. Ты со мной едва разговариваешь. Ты даже не смотришь на меня. Я могу расхаживать, прикрывшись одним фиговым листом, а тебе будет наплевать. У тебя даже не нашлось ни капли желания поздравить меня с тем, что я получила работу.

— Это довольно несправедливо. Я просто шёл на собрание, когда ты позвонила, — объяснил папа.

— Ты всегда ПРОСТО чем-то занят, и меня от этого уже тошнит! Я делаю всё по дому, и от тебя мне нужно только чуточку благодарности, уважения. Я бы хотела, чтобы меня замечали. Вот и всё.

— Я стараюсь как могу. Я работаю допоздна. Я уже вымотался.

— Я тоже, Джон. Я тоже. Слушай, давай закончим. Мне нужно искупать детей. Лоис, Розмари! — пронзительно позвала она.

Мне было противно слышать, как родители ссорятся. Я могла физически видеть их гнев, их печаль, их разочарование. Папа был окружён серым. Его туча громыхала и трещала молниями, а иногда просто чернела — в зависимости от того, ощущал ли он злость или равнодушие. Вокруг мамы всё было багровым с огненно-красными отсветами, а потом этот цвет потух и стал грязно-серым. Смотреть на это было тягостно.

Когда мы стали подниматься по лестнице, я так погрузилась в свои мысли, что не сразу расслышала, что бормочет Лоис:

— Та тётя в зеркале была такой сердитой, ведь она как раз пила чай.

— Погоди, что ты сказала, Лоис?

— Вообще-то, — это сейчас было её любимое слово, и она вставляла его в речь ПОСТОЯННО, — я сказала, что тётя в зеркале была сердитая.

У меня перехватило дыхание, и я схватила её, остановившись на полпути наверх. Через перила нам было видно упомянутое зеркало.

— Она была в том зеркале? — сказала я, указывая на большое зеркало, висевшее в прихожей над батареей.

— Вообще-то да. Я видела, как Фрэнсис, мистер Фоггерти и дядя Вик разговаривали с ней, а потом прошли сквозь стену.

— Как они заставили женщину появиться в зеркале? Что они сделали?

— Ты мне больно делаешь, Рози. Отпусти мою руку.

— Послушай, Лоис, если ты мне расскажешь, я сегодня дам тебе на ночь в кроватку своего коллекционного медведя и разрешу поиграть на детском планшете. Давай, пожалуйста, постарайся вспомнить.

— И с твоей куклой Лол тоже можно поиграть?

Я вздохнула. Моя сестра умела торговаться.

— Да, ладно.