Его голос замер, и он медленно поднялся на ноги. В открытой двери стояло четыре человека, каждый с револьвером в руке. Причем револьверы выглядели несколько необычно.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – закричал Драммонд неистово.
– Заткнитесь, – высокомерно потребовал главарь. – Это оружие бьет тихо. Если вы будете шуметь – умрете. Ясно?
Вены вздулись на лбу Драммонда, и он сдерживал себя с огромным усилием.
– Вы понимаете, что этот человек мой гость, и он болен? – сказал он, дрожа от гнева.
– Красноречивый вы наш! – глумливо заметил главарь. – Возьмите постельное белье, парни, и заткните рот нашему соловью!
Прежде чем он смог сопротивляться, во рту Драммонда оказался кляп, и его руки были связаны за спиной. Затем, беспомощный и бессильный, он наблюдал, как трое из них подняли человека с кровати и, заткнув ему рот, вынесли его из комнаты.
– Шевелись, падаль, – сказал четвертый, обращаясь к Хью, – ты присоединяешься к пикнику.
С яростью, горящей в его глазах, он спустился с похитителями вниз. Большой автомобиль подъехал, их втолкнули внутрь.
– Не забывайте, – сказал главарь Драммонду учтиво, – наши пистолеты с глушителями. Вы должны быть ниже травы тише воды.
Дорога до «Вязов» заняла час. В течение последних десяти минут Хью наблюдал за больным, который прилагал безумные усилия, чтобы освободиться от кляпа. Его глаза закатывались ужасно, вот он забился, словно в припадке, потом – затих.
Когда его занесли в закрытое помещение, он не боролся; он, казалось, погрузился в своего рода апатию. Драммонд следовал с достойным спокойствием и вскоре оказался в большой комнате.
Через мгновение или два вошел Петерсон, в сопровождении дочери.
– Ах! Мой юный друг, – начал Петерсон приветливо. – Я едва надеялся, что вы отдадитесь мне так легко.
Он обшарил рукой карманы Драммонда и достал револьвер и связку писем.
– Вашему банку… Конечно, конечно, не оно. Даже опечатано… Убери кляп, Ирма и развяжите ему руки. Мой дорогой молодой друг, вы причиняете мне боль!
– Я хочу знать, господин Петерсон, – сказал Хью спокойно, – по какому праву вы устроили это подлое и трусливое похищение! Мой друг, больной, из постели похищен в середине ночи, не говоря про меня!
С нежным смехом Ирма предложила ему сигарету.
– Mon Dieu! – заметила она. – Да вы глупы как пробка, мой дорогой Хью!
Драммонд посмотрел на нее холодно, в то время как Петерсон со слабой улыбкой открыл конверт. И стоило ему ознакомиться с содержанием этого конверта, как улыбка исчезла с его лица. И тут снизу донесся поток отборной брани, большая часть которой заставила бы покраснеть портового грузчика.
– Да за кого ты меня держишь, плоскомордый козел? Да ты вообще понял, на кого наехал?
– Я должен принести извинения за язык своего друга Маллингса, – застенчиво пробормотал Хью, – но вы должны признать, что у него есть некоторое оправдание. Он слегка перепил и мирно отсыпался у меня в гостях, и тут его похитили неизвестные грубияны.
В следующий момент в комнату ворвался бешеный субъект с горящими глазами. Его лицо было дико перекошено, и его рука была перевязана, из-под бинтов торчал большой палец, вымазанный красным.
– Что за дрянь?! – выл он неистово. – Что за чертовы бинты с чертовыми красными чернилами?
– Об этом вы должны спросить нашего друга! – сказал Хью. – У него весьма специфическое чувство юмора. Так или иначе, извольте оплатить счет.
В тишине, повисшей вслед за этим, Петерсон развернул бумагу и прочитал ее содержание, в то время как Ирма облокотилась ему на плечо.
ИТОГО
Ирма расхохоталась.
– О! Но, Хью, восхитительный que vous êtes!
Но он не смотрел на нее. Он сверлил взглядом Петерсона, который с совершенно безразличным лицом уставился на него.
– Мне трудно решить, что делать с вами, молодой человек! – сказал Петерсон мягко после долгой паузы. – Я догадывался, что у вас грубоватый юмор.
Драммонд откинулся назад на своем стуле и смотрел на собеседника со слабой улыбкой.
– Я должен буду брать уроки у вас, господин Петерсон? Хотя я откровенно признаю, что не считал доселе признаком хорошего вкуса похищение мирного отставного офицера и его приятеля, приходящего в себя, извините, с большого бодуна!
Петерсон уставился на взъерошенного человека, все еще опирающегося на косяки двери, и после секундной паузы он наклонился вперед и нажал на звонок.
– Уведите отсюда этого человека, – сказал он резко слуге, который вошел в комнату. – Отправьте его спать. Я решу, что сделать с ним, утром.