Бульдог. В начале пути

За три года, пока еще существовала Тайная канцелярия, Савин успел распутать несколько весьма заковыристых дел. Сойтись в схватке с масонами и выйти победителем. Не со всей организацией, разумеется, а только с одним из ее шпионов. Но тот был весьма ловкой шельмой. На счету Савина был и шведский шпион, которого он не просто выявил, но еще и доставил в пыточный подвал канцелярии.

Во всем этом немалым подспорьем ему было разудалое детство в родительском имении. С младых лет он ходил на охоту, в совершенстве познав охотничьи премудрости. Во всяком случае, мог дать фору завзятым охотникам. Поэтому не прислушаться к его словам Ушаков не мог. Но и вот так сразу принять на веру его предположения – тоже не имел права.

– Все одно, сдается мне, такое без внимания оставлять нельзя, – упрямо произнес Савин, почесав окладистую бороду, скрывающую чуть ли не пол-лица.

– Нельзя. Да только тут дело такое, что и гвардейцев злить не след. Всего-то две роты нашлось, которым государь смог довериться. Так просто никто не сознается, а потащи всех на дыбу, всяко может случиться.

– И как быть?

– Ты давай за государем как на веревочке походи. Лучше тебя в этом деле никого нет. А теми гвардейцами Савелий займется, обскажешь ему, кто там был.

– Ясно. Андрей Иванович, долго мне еще с этой бородой-то ходить? Ладно бы своя, а то ведь накладная. Зудит – спасу нет, – в очередной раз почесав бороду, недовольно произнес Алексей.

– Сколько надо, столько и будешь ходить, – строго отрезал Ушаков. – Нечего своими рожами светить окрест. Вы мне еще сгодитесь. Чего стоишь? Твое место теперь подле государя.

– А погонит?

– Тогда тишком да бочком води его. Все. Иди.

Дверь глухо стукнула за спиной, отсекая помещение от стылой улицы. Холодный воздух все же успел ворваться в избу облаком пара. Впрочем, оно тут же истаяло. Ух, хорошо тут. Тепло и уютно. А главное, тихо и покойно. Вот так взял бы и остался в этом селе, и чтобы никаких треволнений. Леса вокруг дремучие, дичи видимо-невидимо. Ну если уж того зверюгу местный барин за недомерка держит, то выводы сами собой напрашиваются.

Нельзя. Оно ведь как, с одной стороны, Господь сподобил из-за края вернуться, и причина тому быть должна. А в чем она, как не в заботе о народе, на царствование которым помазан? Но и долг правителя – это только одна из главных причин, потому как вторая была в том, что юный Петр начинал всякий раз яриться, когда его сравнивали с дедом. Внук великого человека. Сын предавшего свою Родину, готового двинуть на Россию иноземные полки. Кто же он сам-то? С кем его можно сравнить? А ни с кем! Он сам по себе и делами своими славными еще всем докажет, каков он!

Мысли стрелой пролетели в голове. У Петра аж дыхание сперло от охватившей ярости. Что-то в последнее время частенько вот так вот случается. Остановившись посреди комнаты, молодой император глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Порой это помогало унять не ко времени разгорячившуюся кровь. Но зато после этого голова становилась ясной и светлой.

Медикус смотрит на него откровенно испуганно. Оно и понятно, хуже нет, чем находиться при коронованных особах, склонных к перемене настроения. Причем так часто поминаемая его земляками дикая Московия тут вовсе ни при чем. Это относится к абсолютно любому монарху, разумеется, если он в силе, а не безвольная марионетка. Юный Петр долгое время как раз марионеткой и являлся. Но в последнее время…

– Здравия тебе, Иван Лаврентьевич, – быстро успокоившись, произнес Петр, чем вверг Блюментроста в шок.

Немец, пятидесяти четырех лет от роду, лейб-медик, оказавшийся в данной должности еще в бытность Петра Великого, Иван Лаврентьевич Блюментрост имел полное право выражать свое удивление. Он уже и забыл, когда в последний раз слышал свое имя от окружающих. Холопы, те все больше барином или благородием величают. Высокопоставленные чины и офицеры, а с иными, как Петр заболел, он и не общался, только медикусом и поминали. Он вообще сомневался, что среди эскорта его величества есть хоть один человек, знающий его имя. И тут услышать такое от императора!

– Сдрафстфуйте, фаше феличестфо, – все же нашелся Блюментрост с ответом.

– Что, удивлен, что я твое имечко ведаю? – не без довольства поинтересовался Петр.

– Приснаться, да, фаше феличестфо.

– Ну и зря. Помнится, полгода назад, когда я простыл, тебя так величал другой медикус, Франц, вот только отчество его никто не называл.

– Фы хотите скасать, что сапомнили мое имя с тех пор? У фас просто феноменальная память.

– Это еще что, я так могу удивлять, что только держись. Ладно о том. Как Михаил?

Удивились этому все, но исполосованный когтями медведя гвардеец не только не отдал Богу душу, но даже сумел выдержать обратную дорогу до села. Здесь его передали в многоопытные руки медика, тут же начавшего над ним колдовать. По счастью, больше пострадавших не было, остальные отделались только ушибами, синяками и испугом.

– Состояние тяжелое, фаше феличестфо.

– В беспамятстве?