Бульдог

— За что? За то, что желаешь трудиться на благо России? Это тебе спасибо. Но не дай Господь, не станешь и дальше развивать горнозаводское дело. Вот тогда обижусь не на шутку.

— Тут не изволь беспокоиться, меня на все хватит, — теперь уже полностью довольный прошедшей беседой, заверил Демидов.

— Вот уж чему верю, тому верю, — с искренней улыбкой произнес, Петр.

Потом поискал глазами по просторной комнате, заполненной гостями, разбившимися на небольшие группки и ведущими беседы. Нашел нужного и подняв в верх руку позвал.

— Петр Семенович, подойди пожалуйста.

— Слушаю, Петр Алексеевич, — Механошин тут же оказался рядом, в готовности к выполнению любого поручения.

— Тут такая оказия приключилась. Пока с Акинфием Никитичем беседовал, он четырежды нарушил правила ассамблеи. Помнится, за подобное штраф положен.

— Именно так, за каждое нарушение в отдельности, — подтвердил хозяин дома, переводя взгляд на провинившегося, выглядевшего в этот момент весьма озадаченным.

— Ну чего ты на меня так глядишь, Акинфий Никитич? Не ты ли меня четыре раза государем величал, что на ассамблее никак не приветствуется.

— Было дело, Петр Алексеевич, — слегка понурившись, признал Демидов.

А чего ему собственно говоря не расстраиваться. Четыре добрых чарки водки и молодого с ног свалит, а тут муж, которому уж шестой десяток. Однако, в планы Петра вовсе не входило как-то унизить уважаемого человека, а лишь подшутить. Поэтому выдав провинившегося, он же и вступился за него.

— Однако, Петр Семенович, коли нарушение выразилось в неоднократном повторении одного и того же, без должного замечания со стороны заметившего это и не упредившего, я думаю оно может посчитаться за одно. Как господа, согласны? — Закончил он обращаясь уже к дюжине гостей, обступивших их.

Молодежь занята танцами, жены внимательно следят за чадами, отцам же семейства остается только беседовать, выказывая степенность и чинность. Вообще-то скучновато. Побеседовать и в иное время случится. Игральные столы все заняты. А тут вдруг наметилось какое–никакое развлечение. Испитие штрафной чарки, зрелище весьма приятственное, коли дело не тебя касается. Вот и потянулся народ.

Дюжина громогласно подтвердивших правоту Петра, быстро увеличивала свои ряды. Хозяин подал знак. Появился слуга с подносом, на котором стояло два серебряных кубка с изображением орла, вызвавшие недоумение присутствующих.

— Хм. Акинфий Никитич, не обессудь, — растеряно произнес Петр, — Как видно, присутствующие решили, что твой штраф можно уменьшить только вдвое.

— Ничего, Петр Алексеевич, и не такое выдерживал, — вполне уверено произнес Демидов, как видно вполне уверенный в своих силах.

— Э–э не–эт, Петр Алексеевич, — вмешался Мехоношин, беря в руки кубки. — Решение общества закон. Не так ли господа?

— Так.

— Истинно так, Петр Семенович, — тут же загомонила толпа, все еще не понимая подвоха.

— Второй кубок иному штрафнику, коий узрев нарушение правил не только не воспрепятствовал ему, но и своевременно не поставил в известность общество, — торжественно произнес хозяин дома, вручая кубки Демидову и молодому императору.

Похоже влип. Ну Механошин, подловил таки, старый лис. Ладно, попомнишь еще. Ничего, дело не новое и когда-то очень даже привычное. Да и за последнее время и в росте и в весе прибавил. Но… Черт. Великовата чарка. Ой велика. Но отступать никак нельзя, тем более все по правилам.

— Ну что же, Акинфий Никитич, коли так, то за успех и за всю честную кампанию.

— За сказанное, Петр Алексеевич.

Неладное Петр почувствовал едва только его губы коснулись края кубка. Раньше рассмотреть это никак не получилось бы, тем более при свечах. Стенки кубка оказались толще, чем это могло показаться поначалу, а от того и содержимого в кубке было едва ли в треть. Ох хитрец Механошин. Это же он в кубок емкость из чистейшего стекла вставил. Не иначе как на всякий случай, для себя любимого. Сомнительно, что из этого кубка еще кому наливали, иначе слухи уж давно поползли бы.

Пил Петр стараясь не очень спешить, так как слишком скоро такое количество и косая сажень в плечах не осилит. Потом поблагодарил компанию за науку. Чем вызвал громкое одобрение своему поступку от всех присутствующих. Приятно знаете ли сознавать, что государь не больно-то от тебя отделяется, хотя бы и на ассамблеях.

— Кубок-то для себя держишь, — в самое ухо, поинтересовался Петр у Механошина.

— Не выдавай, Петр Алексеевич. Засмеют ведь и со свету сживут, — прикрыв рот ладонью, попросил хозяин.

— И не подумаю, — возмутился Петр, вдруг осознав, что окрыленная первым успехом компания может тут же пересмотреть результаты наказания.

А вот и хмель подкатывается. Это тебе не легкое молодое вино. Треть-то она треть, да только и это вполне себе изрядно получается, при такой-то крепости напитка. Пора уходить. Еще бы найти какой укромный уголок, дабы выполоскать все без остатка.

***